Бела Кун

Когда же эти «старые друзья» увидели, что им не удается убедить Бела Куна, они яростно устремились против него и против КП Венгрии. И в этой борьбе для них все средства были хороши. В клеветнических наскоках, во всякого рода очернительстве они шли рука об руку с буржуазией, иногда даже опережая ее. Начиная от «русского рубля», «Непсава» выдумывала все, чем, как ей казалось, можно отпугнуть массы от коммунистов.

И ничего не помогло! Рабочие на заводах, солдаты в казармах и даже крестьяне — все они, разочарованные буржуазной революцией, с воодушевлением слушали Бела Куна и других вернувшихся из России, восторженно внимали их речам о русской революции, о большевистской партии, о Советской республике и Ленине.

Рабочие крупнейших будапештских заводов валом повалили в коммунистическую партию.

Борьба, которую вела в ту пору КПВ за овладение массами, осталась в памяти даже у тех, кто только издали наблюдал за ней.

Бела Кун каждый день выступал где-нибудь, причем совсем иначе, чем присяжные ораторы социал-демократов. Он научился у Ленина говорить просто, но не поверхностно, всегда опираясь на факты, освещая их с самых разных сторон, по нескольку раз повторяя основные доводы. В его речах не было обычных для ораторов СДП пышных фраз, банального красноречия, дешевых эффектов, он повторял вслед за Марксом, что у пролетариата нет нужды перенимать фразеологию буржуазных революций.

Отсутствие краснобайства и ложного пафоса характерно было вообще для Бела Куна, хотя он был и оратором и агитатором и своими речами умел подчас в самой сложной обстановке переломить настроение масс.

Мне хочется привести любопытный рассказ Шандора Сатмари, ветерана и певца венгерской революции:

«В декабре 1918 года мы были в казарме Марии Терезии. Солдаты ждали посланца компартии — Бела Куна, офицеры стояли, зеленея от ярости, и клялись, что прикончат этого бунтовщика, если он только посмеет сунуть нос в казарму. (Казарма носила имя плодовитой, как крольчиха, габсбургской императрицы.)

Бела Кун приехал. Коммунисты еще в воротах предупредили его об опасности. Он махнул рукой и поспешным шагом вошел во двор. (Бела Кун всегда ходил быстро.) Поднялся на трибуну, успел только промолвить «Братья солдаты!» — как вдруг какой-то кадровый офицер прямо с двух шагов наставил на него винтовку. Нацелился. Мы все оцепенели. Застрелит! Но вот в гробовой тишине послышался голос Бела Куна: «Капитан! Если хотите выстрелить, то спустите сперва предохранитель. Уж это вы должны были бы знать…» Раздались оглушительные крики «ура». Солдаты, стоявшие рядом с офицером, вывернули у него из рук винтовку. Мы оглянуться не успели, как он уже выскочил из ворот казармы. Вслед за ним полетел его кивер. Бела Кун произнес речь. «Да здравствует революция рабочих и крестьян!» — отдавалось эхом от стен еще недавно королевско-императорской казармы.

Солдаты подняли Бела Куна на руки».

Члены буржуазного правительства, лидеры социал-демократической партии и профсоюзов с ужасом взирали на происходящие события. Они видели, как растет авторитет компартии, как у них у самих ускользает власть из рук.

Начались преследования коммунистов. Вышеградская, Идьнекская улицы, казалось, были оккупированы, столько сновало по ним полицейских в форме и в штатском. Руководители компартии вынуждены были то и дело менять квартиру. Бела Кун, опасаясь, что дома его арестуют, часто оставался ночевать в санатории, куда меня поместили на лечение.

Изо дня в день все усиливалась и борьба между коммунистами и социал-демократами. Коммунисты объявили на 20 февраля митинг в Вигадо, участниками которого были в большинстве своем безработные. После митинга направились на Вышеградскую улицу, потом к дому редакции «Непсавы», чтобы выразить свой протест против напечатанной в газете клеветнической статьи. Полиция дала залп в толпу. После этого поднялась неистовая перестрелка. Было убито несколько полицейских, и хотя, обезумев от страха, они сами стреляли друг в друга, однако это было хорошим предлогом, чтобы рассчитаться с руководителями компартии.

В десять часов вечера к нам на квартиру явился Дёрдь Нанаши — позднее он стал предателем — и рассказал обо всех событиях. Попросил Бела Куна уйти из дому, ибо, по его точным сведениям, ночью начнутся аресты руководителей партии. Бела Кун сказал, что никуда не пойдет, так как рабочие этого не поймут; их арестовывают, а руководители где-то отсиживаются. Но чтобы движение не осталось без руководства, пока они будут в тюрьме — относительно сроков заключения Бела Кун был настроен весьма оптимистически, — он поручил Нанаши сообщить некоторым товарищам, в том числе и Самуэли, с которым договорился заранее, чтобы они немедленно ушли в подполье.

Нанаши попрощался. Мы легли, но не спали.