«Полицейские выстроились во дворе и на лестнице, что вела в тюрьму. Точно оратор перед слушателями стоял Бела Кун на верхней ступеньке лестницы. Вдруг кто-то страшно выругался, и тогда один из полицейских хватил Бела Куна прикладом по голове. Десять полицейских друг за другом подняли винтовки и каждый ударил его по голове.
Бела Куна понесли в комнату врача.
…Вместе с советником Якабом появился Бела Кун. Он был в брюках и башмаках, верхняя часть туловища обнажена и вся залита алой кровью. Лицо в крови, голова разбита. Волосы уже сбриты врачом. Кровь стекает на пол… В это время снаружи послышались зловещие крики, скрип сапог, лязг винтовок: шестьдесят полицейских протиснулись в узенький коридорчик перед кабинетом врача.
— Где этот мерзавец? Где этот убийца? Теперь он отсюда не уйдет живьем! Убить его! — вырвалось из десятка глоток.
Полицейские скинули винтовки с плеч, выбили дверь и вломились в кабинет врача. Какой-то полицейский поднял винтовку и ударил в лицо коммуниста, который лежал на диване. Точно по гвоздю молотком, сыпались удары справа и слева; били по плечам, по лицу, в живот. Бела Кун молча переносил удары. Диванная подушка насквозь промокла от крови… Он, должно быть, необычайно крепкий человек, другой на его месте уже давно умер бы от такого избиения».
Вдруг видим — на улицах пошли трамваи.
Мы сели и поехали в тюрьму. А в голове только одно: «Жив? Умер?»
Доехали до пересыльной тюрьмы. Нас не впустили.
В тот же день ко мне пришел Шандор Винце и передал записку от Бела Куна. Несколько слов, чтоб я не беспокоилась, — он жив.
Так как описание расправы вызвало бурное возмущение, «Непсава» на другой же день поместила статью, как раз обратную «аз эштовской». Написала, что в «Аз эште» все было преувеличено относительно избиения коммунистов и особенно Бела Куна. Верно, что «товарищи полицейские» хотели отомстить за своих ни в чем не повинных погибших товарищей, однако все коммунисты живы. Бела Кун тоже чувствует себя хорошо и находится в полной безопасности. Свидетельство тому письмо, переданное жене. «Нам абсолютно понятно возмущение полицейских, — писала «Непсава», — мы разделяем их боль… Что полицейские (те самые, которые столько раз стреляли в рабочих социал-демократов. — И. К.), примкнув к нашей партии, создают свою организацию и чувствуют себя едиными с пролетариатом, этому мы должны только радоваться».
О поведении полицейских, чувствующих себя «едиными с пролетариатом», пусть расскажет Ференц Хашек[46]
.«Я был у товарища Бела Куна, — пишет Ференц Хашек, — когда ему доложили, что за все случившееся возлагают вину на коммунистическую партию. Там же у него я встретился с очень серьезным молодым человеком, который больше слушал, чем говорил, и все время внимательно смотрел в лицо собеседника. Товарищ Бела Кун громко сказал ему, что если начнутся гонения против партии, то Самуэли должен уехать в Коложвар и оттуда нелегально руководить делами. После этого вышеупомянутый молодой человек сказал, что мы должны унести все документы в подвал соседнего дома. Десять-пятнадцать товарищей взялись переносить документы. Потом ночью, в двенадцать или в час, мы все улеглись на столах и стульях. На рассвете явились полицейские и несколько раз переписали наши личные данные. Когда ж мы спустились на улицу, всех нас посадили в грузовик. А на грузовике, что ехал позади, стоял пулемет. Повезли нас в пересылку и загнали в нижнее помещение слева. Там была маленькая камера и большая. Войдя, я увидел того же серьезного молодого товарища. Это был Отто Корвин. Его привезли вместе с товарищем Бела Куном, которому велели зайти в первую, одиночную камеру. Двери не заперли, часовых не выставили. Корвин подошел к товарищу Куну и сказал, что начнет вести семинар, хочет познакомить новых товарищей с программой партии. Товарищ Кун одобрил его план. Тогда Корвин собрал нас всех и сказал, что мы проведем это время с пользой для себя. Предложение Корвина было принято единогласно.