Бела Кун

Вдруг с улицы донесся страшный крик. Но что кричат, нельзя было разобрать. Мы подняли к окну товарища Корвина: пусть он получше разглядит, что творится снаружи. Но теперь уже ясно слышались крики полицейских: «Зарубить их, пристрелить, прикончить!» Мы опустили на пол Корвина. Послышалось, как поднимаются по лестнице полицейские. Товарищ Корвин доложил обо всем товарищу Куну. Мы окружили его. Корвин предложил товарищу Куну перейти в нашу большую камеру, где мы можем защитить его. Товарищ Кун решительно воспротивился этому и сказал: он не позволит, чтобы хоть один товарищ пострадал из-за него. Сам поговорит с полицейскими. А я увидел, как протискиваются в ворота полицейские, как они запрудили весь двор тюрьмы. Увидел это и товарищ Кун. Корвин взял его под руку и попросил: «Не выходите, товарищ Кун!» Но он снова сказал, чтобы мы прошли из коридора в камеру. Это были поистине драматические мгновения любви и тревоги. Как товарищ Корвин, так и все мы чувствовали, что полицейские решились на убийство и что в первую голову хотят убить Бела Куна. Но мы не посмели его удерживать так же настойчиво, как пытался товарищ Корвин. Вот когда я увидел вождя коммунистов, отважного, большого человека. До последнего мгновения защищал он своих товарищей, потом с невероятным, поразительным спокойствием и отвагой, на какие способны только избранные люди, герои, пошел он навстречу своим убийцам, не забыв при этом еще раз приказать товарищам пойти обратно в камеру. Бела Кун дошел до середины лестницы и обратился к полицейским. После первых его слов те, что шли ему навстречу, остановились, но офицеры сзади заорали: «Пристукните его», — и начали теснить вперед рядовых. Тогда один полицейский вышел вперед. Высоко подняв винтовку, он ударил прикладом по голове товарища Бела Куна. Мы вошли в камеру. Товарищ Корвин стоял у дверей и, бледный, ждал, что и к нам войдут и нас изобьют. Но на дворе воцарилась уже мертвая тишина. А мы все стояли, полные страшного горестного чувства, что товарища Бела Куна убили».

Так звучат эти достоверные в своей простоте воспоминания Ференца Хашека.

Весть об избиении мгновенно разлетелась по Будапешту, распространилась и в провинции.

Иштван Доби[47] пишет в своей книге «Признания и история» (1962), что «после возвращения домой Бела Куна у нас тоже (в Сёне и в Комароме) много толковали о том, что надо бы последовать его примеру и совершить настоящую революцию бедноты… Когда ж узнали об аресте Бела Куна, о его избиении, все разъярились. Даже мой ленивый зять и то возмутился, да так, что готов был бы убить каждого, кто враждебно отозвался бы о Бела Куне.

Развернулось такое коммунистическое движение, из-под влияния которого никто не мог уйти… На вопросы, поставленные коммунистами, приходилось отвечать либо да, либо нет».

Думаю, что венгерские социал-демократы за всю историю существования своей партии не потеряли столько преданных сторонников, как после этого кровавого злодеяния, которое было совершено с одобрения центрального органа партии, бесстыдно вставшего на сторону полиции.

…Прошло две-три недели, и не только рабочие Будапешта да провинциальных городов, но и беднейшее крестьянство закипело, забурлило, как еще никогда.

Только два небольших примера.

Рабочие крупнейшего венгерского завода — Чепеля — 18 марта 1919 года потребовали на общезаводском митинге освобождения коммунистов. Кричали: «Да здравствует пролетарская диктатура!..»

19 марта двадцать тысяч человек поднялись в Королевский замок, и министр социал-демократ Пайдль вынужден был через тайную дверь скрыться от гнева толпы.

Арест коммунистов, жестокая расправа с Бела Куном вызвали грандиозное возмущение не только среди рабочих и беднейших крестьян, но и в кругах прогрессивной интеллигенции.

Дёрдь Лукач, еще недавно буржуазный литератор, лишь за несколько недель до этого события примкнувший к революционному движению, написал тогда следующее:

«…Наши противники, правительственные социалисты и буржуазные политики — все одинаково и высокомерно утверждают, что они приверженцы законности, — справедливости, убеждения с помощью доводов, в то время как мы, в противоположность этому, ставим упор на голое насилие, на «звериные инстинкты…», Последние дни блестяще подтвердили даже для самых пристрастных людей лживость этой альтернативы. Не правда ли, мы здесь, на страницах «Интернационала»[48], только и делали, что во главе с Бела Куном возбуждали «звериные инстинкты» у заблудших людей? А вот полицейские «товарищи» убедительно доказали Бела Куну, каков законный порядок… И тщетно бросили они Бела Куна в жертву звериной ярости заблудших людей, все равно ясно, как бы ни отрицали этого, что они хотели с помощью «полицейских товарищей» убить Бела Куна… Им казалось, что проще всего убрать его с дороги, как это сделали Шейдеманы с Розой Люксембург и с Либкнехтом…»

Так рухнула легенда, месяцами творимая «Непсавой», будто «коммунисты — это левые контрреволюционеры». Популярность Компартии Венгрии, популярность Бела Куна росли с каждым часом.