На другой день я поехала в Центральную тюрьму взволнованная, опасаясь, что меня опять не впустят. Наверное, вышел какой-то новый указ, подумала я. Каково же было мое удивление, когда впустили без звука. Биро принял меня с несвойственной любезностью и только упрекнул за то, что я привезла с собой вчера Сикру. В какое неловкое положение мог бы попасть он, Биро, ведь Сикра-то приехал по поручению социал-демократической партии проверить слухи о том, будто в Центральной тюрьме коммунистам предоставлена чрезмерная свобода. Биро предупредил меня, чтобы впредь я была осторожней.
Я пообещала, но выполнить своего обещания не смогла. На другой день приехал ко мне государственный секретарь юстиции Ладаи и сказал, что хочет навестить Бела Куна и просит поехать меня вместе с ним. Я смутилась. Заметив мое смущение, он сказал, что бояться мне нечего, ибо едет он не с официальным визитом, ему хочется попросту побеседовать с Бела Куном.
Ладаи пропустили, конечно, мгновенно и так же мгновенно вызвали к нему Бела Куна. Содержание всей беседы я запамятовала. Не помню, присутствовал ли при ней еще кто-нибудь или нет. Осталось у меня в памяти одно: Ладаи сразу же сказал, что приехал прежде всего затем, дабы получить хоть какие-нибудь сведения о России и о тамошнем положении. Бела Кун беседовал с Ладаи очень осторожно, рассказал ему в нескольких словах о России, большевистской партии и Ленине, потом быстро перешел к положению в Венгрии. Возмущенно заговорил о том, что в «народной республике» коммунисты столько времени сидят в тюрьме без обвинительного заключения, по сути дела не зная даже, за что их арестовали. Он потребовал, чтобы Ладаи, как государственный секретарь юстиции, вмешался в это дело. Ладаи пообещал, сказал, что сделает все зависящее от него, и спросил даже, каково их положение в тюрьме, нет ли каких-нибудь особых желаний. Бела Кун ответил: у них одно желание — быть выпущенными на волю.
Ладаи ушел. Я осталась. В тот день Бела Кун был очень занят: писал статью и какие-то тезисы, готовился к предстоящему процессу.
Тем временем положение правительства становилось все трудней и трудней. К коммунистическому движению примкнули рабочие крупнейших заводов, они участвовали во всех мероприятиях партии. Все хуже становилось и положение СДП. Рабочие открыто высказывали свое недовольство, ибо совместные действия с буржуазией не принесли им ничего хорошего. Одновременно и реакция все сильнее подзуживала народ против правительства и социал-демократов. Русская Красная Армия приближалась к Карпатам, к границам Венгрии.
У социал-демократов другого выхода не было, они вынуждены были начать переговоры с коммунистами.
Бела Кун уже больше недели назад написал письмо Игнацу Богару[50]
, в котором изложил условия объединения на основе платформы коммунистов. Этот исторический документ тоже заставил лидеров социал-демократии принять срочные меры.Теоретическую часть письма каждый может прочесть сам, я приведу только строки, очень характерные для Бела Куна:
«Кто установит в Венгрии пролетарскую диктатуру, о которой слышится так много нареканий со стороны иных, — это мне в общем безразлично. Думаю, что никоим образом не отдельные лица, а сами пролетарские массы, и во главе масс пойдет тот, кого поставят туда его убеждения, а также — я должен добавить: отвага. Отсюда, из тюрьмы, я могу сказать совершенно спокойно, что мне неважно, буду ли я при распределении постов в числе первых, я и в Венгрии хочу только одного: быть во время сражений в первой боевой шеренге пролетариата, так же как был и в России. Революционер проверяется на деле…»