Бела Кун

Мы послали и парламентариев. Особенно хорошего я и тут не предвижу. Если Антанта захочет нас растоптать — очевидно, в ее намерения входит покончить с большевизмом здесь, где это проще, чем в России, — и она думает: навеки, а мы уверены, что на очень короткое время, — если она хочет покончить с нами, пускай кончает. И все-таки во мне жива надежда, я думаю, что нам удастся заключить мир… Это означало бы — как мы часто повторяли вслед за Лениным, — что мы добились передышки…

…Можно установить два направления. Одно — и его придерживается, очевидно, большинство, — что мы не должны защищать Будапешт, потому что положение, по их мнению, безнадежно и они не желают идти на лишние жертвы. Второе — мнение меньшинства… чтоб мы защитили Будапешт… чтоб мы защищали диктатуру пролетариата через Баконь до самого Винер-Нейштадта.

Эта вторая, скажу откровенно, моя точка зрения, пусть с военной точки зрения необоснованная, но объяснимая всем моим прошлым, такова: если можно, мы должны защищать диктатуру до самого Винер-Нейштадта. («Правильно! Правильно!»)

Товарищи, мне совершенно ясно, что в таком случае надо обороняться здесь… Потому что отказаться от власти нельзя, невозможно. Отказываться от власти было бы позорно и подло. (Возглас: «Самоубийство!») Не самоубийство, только потому, что пролетариат не может убить самого себя. Да и буржуазия не может убить пролетариат, ибо тогда она уничтожила бы предпосылки своего паразитического существования.

Уважаемые товарищи! Я говорю вам: Будапешт надо отстоять любой ценой; надо отстоять во что бы это нам ни обошлось, ибо мы обязаны отстоять рабочее движение в Венгрии, эту поистине славную ветвь международной пролетарской революции.

Весь вопрос в том, каково мнение Будапештского рабочего совета…»

Искренняя речь Бела Куна, в которой он честно рассказал обо всех трудностях и бедах, произвела такое впечатление, что на время обезоружила правых и центристских лидеров социал-демократии. Коммунисты, да и не только коммунисты, вставали друг за другом и просили слова.

«На заводы! В профсоюзы!»

«За 24 часа!»

«Пускай Наркомат военных дел предоставит в распоряжение районных рабочих советов необходимое снаряжение… рабочие сразу переоденутся, вооружатся и пойдут в казармы…»

«Революция не привыкла взвешивать: выйдет или не выйдет. Революция не страховой институт. Те, кто считал, что пролетарская диктатура спасет страну, обязаны сейчас — вне зависимости от того, были они социал-демократами или коммунистами, — без всяких дискуссий дружно высказать, что диктатуру пролетариата надо спасти. Нас научила этому Парижская коммуна…»

«Я пришел на это заседание после долгой болезни. И не поверю, что есть хоть один металлист-пролетарий, который скажет, что надо сдаваться в борьбе… Даже я, полудохлый, заявляю, что завтра же пойду сражаться вместе с товарищами… Мы должны защитить Венгерскую советскую республику и мировую революцию пролетариата…»

«Я заявляю от имени своих товарок-женщин, что если мужчины не защитят диктатуру пролетариата, то пускай не попадаются своим женам на глаза… У нас тоже крепкая воля и крепкие руки…»

«Пусть работают только рабочие самых важных заводов, а остальные пускай пойдут на защиту пролетарской власти…»

Бела Кун сказал в своем заключительном слове:

«Провиант есть, оружие есть… и Советскую Венгрию можно не только защитить, но и обеспечить для нее возможность честного мира… К оружию!.. Все боеспособные люди на защиту Будапешта и Советской Венгрии!»

Заседание Рабочего совета закончилось.

Собрался Революционный правительственный совет.

За пять минут до полуночи была разослана телеграмма:

«Революционный правительственный совет приказывает всем фронтам развить самое энергичное сопротивление. Все рабочие Будапешта отправляются на фронт…»

После этого начался, хотя и чреватый грозными событиями, но самый прекрасный, самый трудный и самый величественный период революции.

Еще в апреле прибыл из Вены австрийский отряд в тысячу человек во главе с Лео Ротцигелем и пошел на защиту Дебрецена.

«Войска бояр-империалистов приближаются, — писал Ротцигель народному комиссару по военным делам, рабочему-металлисту Реже Фидлеру. — Завтра мы пойдем в огонь. Ради освобождения пролетариата я с радостью и не только с радостью, но и с гордостью пойду на смерть. Для меня будет счастьем пролить кровь за Советскую Венгрию, которую считаю родиной мирового пролетариата… Я завидую пролетариям Венгрии потому, что они нашли себе настоящих вождей-коммунистов… Пришлите несколько пулеметов и сигареты…»

Рабочий нарком Фидлер наверняка послал и пулеметы и сигареты, но Ротцигелю уже не довелось их получить. Через день после отправки этого письма он пал в бою, защищая Дебрецен, защищая пролетарскую революцию.