Бела Кун

Он сказал, что, когда во время французской революции Национальное собрание решило обезглавить короля, характернее и сильнее всего отразил революционную эпоху тот оратор, который коротко сформулировал свое предложение так: «Смерть королю, без всяких громких фраз!» Теперь тоже нет места громким фразам. Надо действовать! Иштван Тиса перевернул весь правопорядок, ввел господство ночного прокурора, задушив этим наш прекрасный закон: свободу печати.

Под отчаянный ропот толпы Бела Кун показал конфискованные номера «Непсавы»[15]. Он говорил о том, что Тиса хочет таким образом выхватить оружие из рук борющегося класса и его руководителей.

По жаркому, недовольному, отчаянному настроению рабочих во время речи оратора можно было предсказать заранее, что после насильственного закрытия собрания рабочие не пойдут домой, а разольются по улицам огненной рекой.

И вправду, не пошли домой, а демонстрировали на улицах за всеобщее избирательное право. Часть манифестайтов пошла к бульварной газете «Сабадшаг», другая — на улицу Унио и на центральную площадь. Но мобилизованные полицейские прибыли на место демонстрации и призвали толпу разойтись… Волнение улеглось около десяти часов. Только тогда разошлись рабочие по домам. Так закончились митинг и демонстрация, которые будут иметь продолжение»[16].

«ПОДГОТОВКА К МАССОВОЙ ЗАБАСТОВКЕ

Изо дня в день все шире разворачивается агитация коложварских рабочих за массовую забастовку и против режима Лукача — Тисы. Вечером в пятницу в кафе «Золотой орел» окрестные рабочие устроили собрание, на котором председателем был избран Бела Кун. После его вступительной речи Калман Иочак рассказал о политической ситуации, после чего собрание закрыл Бела Кун, произнеся предварительно большое заключительное слово»[17].

«НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В РЕДУТЕ

Объявленный студенческой молодежью митинг протеста состоялся в Редуте в три часа пополудни. В большинстве своем присутствовали члены социал-демократической партии, но пришли и другие независимо настроенные граждане. Явилась также и полиция и множество жандармов. Первыми выступили представители студенчества, затем — заместитель директора Рабочей страховой кассы Бела Кун.

«Я приветствую молодежь не как руководитель, а как рядовой социал-демократической партии. В Венгрии свобода печати и до сих пор была в жалком положении. А теперь, когда мы видим эти белые страницы, можем сказать только одно: печать выступает в роли проститутки, стоящей под полицейским надзором.

Венгрия — страна лжедемократии. Единственным ее демократическим завоеванием была свобода печати. Не нужно было испрашивать предварительного разрешения хотя бы на то, чтобы выпустить газету или брошюру, как это требуется для созыва народного собрания или учреждения профсоюза. А сейчас хотят задушить даже свободу печати. Нельзя будет без разрешения полиции распространять плакаты и листовки. Теперь, если кому-нибудь дали по морде, он сможет распространить только свои визитные карточки. Одним словом, вступают в права цензура и ночной прокурор. В этой стране, где любой исправник — цезарь, любой полицмейстер — тиран, теперь к тому же еще уничтожили и свободу печати.

…Прежде рабочие сражались тем оружием, какое попадалось им под руку; так вот, если Тиса с компанией свалит парламентаризм и законность, то и мы толкнем их так, что они полетят вверх тормашками. Демократия одержит в конце концов победу и сметет этот позорный режим вместе с Тисой и Лукачом (продолжительные аплодисменты и крики «ура»)[18]».

Сколько раз повторял он мне «вдохновенно и благоговейно» стихотворение Эндре Ади о барском парламенте Иштвана Тисы, об этом «Чертоге лжи»:

И однажды заколеблется чертог,
И чем позже, тем сильней будет толчок.
И увидит равнодушный мир
Пробужденье душ, казалось, мертвых уж.
Лжи чертог развеет новый стяг[19].

В это бурное лето 1913 года и стала я женой Бела Куна.

НАДЬЕНЕД

Сама я происхожу из трансильванской мелкобуржуазной семьи.

Мой отец закончил коммерческое училище. Кроме родного языка, знал еще румынский и немецкий. Двадцати одного года женился на матери, которой только-только исполнилось семнадцать лет. Она была дочерью состоятельных родителей.

В восьмидесятых годах прошлого века наша семья переселилась в Бузаш-Боград, где отец арендовал небольшое имение у барона Банфи. Надо сказать, что отец, известный своей честностью и справедливостью, очень мало смыслил в хозяйстве, кроме того, на его беду, три года подряд стояла засуха и унесла урожай, так что из всей затеи с арендой земли у него ничего не вышло. Улетело в трубу и богатое приданое, которое он получил за матерью.

Надо думать, что барон Банфи хорошо-относился к отцу, так как выхлопотал для него в Надьенеде довольно сносное место — отец должен был снабжать провизией и организовать питание в больнице на сто коек.