Бела Кун

Позднее слушала в Коложварском университете лекции Меньхерта Палади на социально-политические темы. Они заставили меня задуматься о многом. Но еще гораздо большее влияние оказало на меня то, что я сама испытала в высшей девичьей школе. В классе нас было пятеро заводил. Мы все очень дружили. И все-таки, когда у моих подруг устраивались журфиксы или домашние балы, то их высокопоставленные мамаши меня не приглашали. Стало быть, обо мне и нашей дружбе судили по тому, какое положение занимают мои родители и какое у них состояние. Я чувствовала, что, как только мы окончим школу, дочки будут относиться ко мне так же, как и их родители.

Это было очень горькое открытие для меня.

Случилось еще одно событие, произведшее на меня не меньшее впечатление. Моей самой старшей сестре было двадцать лет, когда в нее влюбился и хотел жениться на ней некий полковой врач. Они очень любили друг друга, но по тому времени офицер не мог жениться, не внеся известную денежную гарантию. Но вот вышло так, что как раз в ту пору, когда врач ухаживал за сестрой, наша семья разорилась, родители не могли дать приданого, и офицер не мог внести денежную гарантию. Чтобы жениться все-таки на сестре, влюбленный молодой человек решил выйти в отставку, но мой отец не дал на это своего согласия. Мотивировал он тем: полковому врачу обеспечены хорошее жалованье и пенсия на старости лет. Если сейчас он бросит все это, то когда-нибудь может пожалеть и семейная жизнь у него будет несчастной.

Сестра очень любила своего жениха, однако ж покорилась отцу, не посмела да и не захотела ему перечить. (Все это произошло в девяностых годах прошлого века.)

Моя сестра Иоганна, или, как все ее звали ласково, Ханина, так и не вышла никогда замуж. А после моего замужества переселилась ко мне, воспитывала моих детей и была у нас самым любимым членом семьи.

«НИКОГДА НЕ БУДЕТ У ТЕБЯ СПОКОЙНОЙ МИНУТЫ!»

Мои старшие братья завершили образование еще в начале века, чуть попозже закончила высшее учебное заведение и младшая сестра. Все трое стали на ноги. Брат Бела устроился в Марошуйваре, Артур — в Дюлафехерваре, а сестра Маргит — в Сатмаре.

Отец переехал обратно в Надьенед. А меня оставил в Коложваре у одних знакомых, чтобы я могла дальше учиться.

В таком небольшом городе, как Коложвар, судачат обо всех — о друзьях, знакомых, местных «знаменитостях» — вернее сказать, «перемывают им косточки». Хвалят, бранят, возвеличивают, позорят. Рассказывают о них были и небылицы. Влезают во все, злословят обо всем — об одежде, квартире, мебели, питании; о венчаниях, разводах, о детях, доходах, протекциях; о том, кто ловок и кто не ловок; глуп, умен, образован, необразован; пьяница или трезвенник; картежник, бабник… и еще бог знает о чем.

Самое главное — как можно меньше хвалить.

Эти мещане-сплетники сами назначают себя судьями, и каждый считает себя лучше другого.

Как-то однажды начали при мне «перемывать косточки» Бела Куна — двадцатипятилетнего молодого человека с недоброй славой.

О нем рассказывали столько, как им казалось — ужасающих, а как мне показалось — привлекательных, историй, что я, естественно, заинтересовалась им.

«Самозваный защитник бедняков», «Известный оратор Рабочего дома», «Никак не найдет себе места», «Организует демонстрации, идет против властей, не раз сидел в тюрьме», «Ничто не свято для него», «Хочет перевернуть весь мир», «Даже одеждой отличается от всех — носит черную шляпу с широченными полями и огромный красный галстук, повязанный бантом».

Кто ж такой этот молодой человек?

— Я покажу вам его когда-нибудь на улице. А вот познакомить? Это еще надо подумать, где и как, — сказал мой приятель Эрне Бюргер[20], писавший под псевдонимом Пал Гор. Он учился в Коложваре на юридическом факультете и был вхож в тот дом, где я жила.

Но не он представил мне Бела Куна.

Как-то раз я стояла у окошка и выглядывала на улицу. Там шествовали рабочие, и во главе их в широкополой шляпе, с огромным красным галстуком на шее шагал молодой человек и вместе с демонстрантами пел «Марсельезу».

«Бела Кун», — подумала я сразу.

Моя хозяйка тоже подошла к окну и указала на Бела Куна как на какое-то чудовище.

— Видишь, это тот самый Бела Кун, — и она сокрушенно покачала головой. — Никак не пойму… Интеллигентный молодой человек, а все время якшается с чернью.

Позднее я узнала от Пала Гора и о том, что Бела Кун после обеда ходит в кафе «Нью-Йорк». Там он читает венгерские и иностранные газеты. Спорит, рассказывает о прошлых революциях, призывает к новым. У большинства завсегдатаев кафе от этих рассказов мурашки бегают по спине, и все-таки они с любопытством слушают его, удивляются, что «этот бунтовщик» или в лучшем случае «чудак» так осведомлен в вопросах истории, общественных и даже естественных наук, не говоря уже о литературе и искусстве.

— А некоторые, — рассказывал мне мой брат Артур, — как только Бела Кун входит в кафе, моментально отсаживаются подальше от его столика.