Бела Кун

…Это было, кажется, в мае. Я, вольно или невольно, два раза в день, когда шла в консерваторию с нотной папкой в руке, делала круг и проходила мимо кафе «Нью-Йорк». Однажды сидевший на террасе кафе Бела Кун посмотрел на меня и сказал что-то своему соседу. Я почувствовала, что речь идет обо мне.

Потом долгое время опять не видела его. Жила своей обычной жизнью. Училась, давала уроки музыки, читала, много упражнялась на рояле и, казалось, уже совсем забыла о существовании Бела Куна, когда неожиданно познакомилась с ним у одной своей приятельницы. Бела Кун проводил меня домой. Дорогой мы весело разговаривали и решили, что встретимся еще. Только не уговорились когда и где.

Вскоре после этого нас опять свел случай — теперь у доктора Хуго Лукача, жена которого Ильма Бернат была моей дальней родственницей и подругой детства. Лукач — главный врач Рабочей страховой кассы и блестящий невропатолог (он был лечащим врачом и другом Эндре Ади) — встречался с Бела Куном не только по долгу службы. Образованный и прогрессивно мыслящий человек, он относился к нему с сочувствием и уважением. Если не ошибаюсь, как раз в эту пору хотели они вместе учредить, подобный будапештскому «Клубу Галилейцев», «Клуб Бояи». Он должен был стать местом встречи молодой прогрессивной интеллигенции Коложвара.

У Лукачей я часто встречалась с Бела Куном. Сначала, честно говоря, побаивалась его, так как слышала, что он любит насмехаться над людьми, говорить свысока.

Сперва он и надо мной подтрунивал, потом стал разговаривать серьезно.

Я поняла, что он глумится только над теми пустыми мещанами, которые воображают себя умнее всех, разглагольствуют о прогрессе, но презирают рабочих и чуть доходит до дела — сразу же отстраняются. Поддакивают, мелют языком, а действует пускай кто-нибудь другой.

— Не стоит на них тратить время, — сердито сказал как-то Бела Кун. — Пусть делают что хотят. Авось придет срок — поумнеют.

Когда мы еще больше подружились, он не раз говорил мне:

— Читайте-ка лучше книги, чем переливать из пустого в порожнее с этими болтунами.

И приносил мне книги. В числе первых была «Женщина и социализм» Августа Бебеля. Он попросил прочесть ее внимательно, не спеша, потому что эта книга даст ответ на многие возникавшие у меня вопросы. «Когда кончите, скажите свое мнение».

Частенько думала я тогда, что выражение «пустой мещанин» кое в чем относится и ко мне, и обижалась. Но постепенно пришла к выводу, что Бела Кун прав, осуждая среду, в которой я живу.

Когда я стала уже его женой и к нам приходили рабочие — до той поры я видела их только издалека, а о жизни их и помыслах так вовсе ничего не знала, — только тогда заметила я, что Бела Кун никогда не трунит над ними, не разговаривает свысока. Он с радостью давал рабочим ответы на разные вопросы и, когда чувствовал, что его не поняли до конца, готов был объяснить еще и еще раз. Был счастлив, если удавалось пересадить им в душу какую-нибудь истину.

«Мы говорим с ними на одном языке», — повторял он не раз после того, как уходили его любимые наборщики, каменщики, слесари. И заявлял с восторгом: «Какой умница этот Шампиер!», или: «Какой отличный человек Лайошфальви, жаль только, что как организатор недостаточно энергичен. Ну да не беда, научится на работе».

К нам ходило много народу. Фамилии большинства я уже забыла. Но ясно сохранился у меня в памяти один наборщик. Этот славный рабочий-социалист страдал чахоткой. Бела Кун не раз говорил с отчаянием: «В санаторий надо его устроить!» И наконец, выхлопотал ему санаторий: но лечение уже не помогло.

На похоронах речь держал Бела Кун. Я тоже пришла вместе с ним. Люди рыдали. И не только потому, что любили этого отличного человека, жалели его жену и детей, а и потому, что чувствовали: каждый может разделить его судьбу.

Бела Кун произнес над могилой обвинительную речь против господствующих классов, призывал рабочих сплотиться и вступить в беспощадную борьбу.

Когда мы возвращались с похорон, я думала, что Бела Куна арестуют. Ту же самую тревожную мысль прочла и в глазах у рабочих, которые провожали нас домой.

Все поднялись к нам наверх. В квартире повернуться было негде. Бела Кун, как обычно, вытащил из кладовки все, что там было, поставил на стол и усердно потчевал гостей. Потом, когда товарищи ушли, мы еще долго беседовали о них, и он сказал:

— Видите, какая разница между мещанской болтовней и разговорами этих людей? С ними не жаль провести всю ночь напролет. Их ведь не только учишь, по и учишься у них.

Несколько месяцев прошло с того дня, как я познакомилась с Бела Куном. Мы встречались все чаще и чаще.

Как-то раз, когда мы случайно остались одни, он очень серьезно, чуточку благоговейно сказал мне:

— Знаете что, Ирина Гал, будьте моей женой. Обидно, если вы выйдете замуж за какого-нибудь мещанина и проведете с ним скучную жизнь. Вам она не под стать! — И тут же насмешливо добавил: — Я знаю, что по вашим обычаям для замужества требуется согласие родителей. Что ж, напишите отцу, только сейчас же, в моем присутствии, попросите его приехать в Коложвар и дать свое согласие.