Белая акула

Николай вдруг утихомирился и резко поменял тон. В ход пошли витиевато-нейтральные фразы, дававшие понять Жучку, что Стефан из Аврелии, он же Стефан фон Визмар, слишком устал для того, чтобы принимать сложные решения, которые определят дальнейший ход его жизни. Он ведь пришёл на Меркуриум из другого мира, правильно? Знаки — это чудесно и распрекрасно, но не все способны вовремя распознать и истолковать их! Незачем затевать ненужные распри только потому, что мы временно не понимаем друг друга!

— Пусть его светлость идёт спать, — решительно сказал Зигвальд. — Завтра мы увидим, подтвердятся его права или нет. Ты, Николай из Дольни-Краловице, и я сам, встанем на страже.

Таким образом меня отпинали на скромное лежбише из двух пахнущих лошадиным потом попон и едва не насильно заставили отойти ко сну. Заснуть долго не удавалось, я или смотрел на небо, по которому ползли три разноцветные луны, или пробовал вникнуть в разговор — Николай, сука такая, перешёл на северо-готийский диалект, для Зигвальда привычный, а мне насквозь неизвестный.

Поспать всерьёз не получилось — я проваливался в глубокую дрёму, выныривал из неё с уверенностью, что над моим лицом нависла оскаленная морда таинственного и очень страшного чудовища, видел две человеческие фигуры у костерка и опять незаметно уходил из мира реального в мир, где сознание подменялось «электрохимической активностью».

Разбудил меня Нетико, своим обычным методом: ПМК несколько раз толкнул человека под рёбра.

— Хочешь их удивить? — тихо-тихо сказал искусственный разум. — Подбрось заготовленных дров на угли, поставь котелок и подогрей завтрак. И уж потом поднимай представителей суперцивилизации от благостного сна.

Ну точно, дрыхнут оба — младенцы, ни дать ни взять. Свернулись калачиками возле погасшего костра, рядом валяются две опустошённые кожаные фляги. Тоже мне, бдительные стражи! А если бы чудовища?..

Когда взошло солнце, я забрал котелок, преодолевая подсознательный страх, спустился вниз, к речке, набрал чистейшей воды и только по пути наверх, вспомнил, что возле благолепного каменистого бережка можно встретить водяника — достаточно посмотреть на ногу бедного Карасика, с сожжённой шерстью и красно-розовым ожогом на коже. От ядовитых медуз такие бывают.

Готовить я не умел. Совсем. Одно дело подогреть в СВЧ-печи пакет с готовым завтраком, и совсем другое — работать с котелком, кипящим над костром. Завяленное мясо и высушенные овощи из холщовых мешочков, щепотка-другая травы, мелко нарезанное и насквозь просолённое сало, хранящееся в деревянном коробе. Чечевица, греча. Разварилось в шикарную кашу. Жаль, хлеба нет, последние лепёшки мы сожрали позавчера.

Разбудил, дал попробовать — у каждого из нас в мешке были глиняные миски и выструганные ложечки из светлого дерева. Разбуженные одобрили.

Поел сам. Необычно, но вкусно.

— Вот видишь, приспособиться к нашему миру довольно просто… — тихонько хмыкнул Николай, попросив добавки. — А вчера ныл, как благородная девица в плену у колдуна.

— Пахнет дурно, — я был готов насмерть разобидеться, услышав такое от Зигвальда. Моя стряпня пахла более чем приятно. — Вроде бы гарью тянет со стороны гор…

— Гарью? — Николай приподнялся на локте и отбросил ложку. — Нетико, что видишь? (по-русски). Зигвальд, прости, с не-живым мне удобнее разговаривать на его языке! (это уже на немецко-готийском).

— Прямой угрозы нет, — сказал искусственный разум. Я незамедлительно снял ПМК с ремешка и положил прибор на середину, так чтобы все его видели. — Объект массой двенадцать тонн, скорость в горизонтальном полёте сто шестьдесят километров в час, при пикировании до четырёхсот… Находился в радиусе наблюдения всего четыре минуты, дважды изверг струю пламени в направлении леса на западном склоне хребта.

— Надо же, а мы его не увидели, зрелище должно быть потрясающее, — расстроился Николай и уставился на нас с Зигвальдом. Сказал непринуждённо: — В Танвальде водятся драконы, вы разве не знали?

— Я знал, — безразлично пожал плечами Жучок. — И что такого? Мы для дракона слишком мелкая добыча. Не будем рассиживаться — докушаем, и в дорогу. Днём войти в Морской замок никому не возбраняется, я сам бывал в нём два раза, но дальше парадных покоев не забирался…

* * *

— Оттон, король Остмарка, не решился осмотреть замок после штурма, армия сразу ушла отсюда… Почти сразу, едва отгорели погребальные костры — видите, на ближнем участке леса деревья более молодые, тогда пришлось срубить множество сосен, чтобы предать огню всех погибших с обеих сторон. Зарево было видно за десятки миль. Почему Оттон не стал разрушать Морскую крепость и немедля увёл прочь войско, известно только ему самому, но причины, должно быть, оказались достаточно вескими…