Белая борьба на северо-западе России. Том 10

20 июля, как раз в день праздника мира, мы стали грузиться на транспорт «Холсатия», стоявший в Либавском порту, чтобы ехать сражаться с большевиками на Северо-Западном фронте. Пехота наша уже уехала. О ней мы получали самые разноречивые известия. Некоторые говорили, что пароход-транспорт «Принцесса Маргарита» наскочил на мину, другие же рассказывали о благополучном прибытии его к месту назначения, в Северо-Западную армию, и что наши уже имели несколько ударных боев с большевиками. Но те и другие в одинаковой мере ругали англичан – виновников нашего отъезда. Ругали не потому, что не хотели воевать, нет, – каждый понимал, что он записался в отряд не для несения гарнизонной службы, а для борьбы с большевиками. Были возмущены тем подлогом, который совершили англичане, чтобы выжить нас возможно скорее из Либавы, ибо, очевидно, они боялись, как бы мы не пошли на соединение с немцами в Митаву. В один прекрасный день, после чтения приказа, нам стало известно, что английской миссией в Либаве получена телеграмма от генерала Юденича с приказом немедленно выехать нашему отряду на Северо-Западный фронт. В действительности никакой телеграммы получено не было, тем более что Юденич еще не принял командования над Северо-Западной армией, а тем паче над нами. К сожалению, в это время ни князя Айвена, ни капитана Дыдорова – фактического начальника отряда – не было в Либаве. Этим-то и воспользовались англичане, заручившись согласием полковника Канепа, за что последний по приезде в Северо-Западную армию получил (за соучастие) генерал-майора. Ехать нам не хотелось, ибо все мечтали о соединении с отрядом Келлера и ландесвером, чтобы двинуться сообща на Москву. В особенности ехать не хотелось после рассказов командира нашей роты, капитана Эшольца, и других офицеров, которые едва унесли ноги из-под Пскова при разгроме большевиками Северной армии в 1918 году. Говорили они о странных порядках с В. армии (из Северной армии образовалась после переформирования Северо-Западная армия), о том, что солдаты в ней ходят босиком и в рванье, вместо одежды. Много они говорили, да простит им Бог прегрешения вольные и невольные. Англичане крупно волновались, отправляя пехоту, боясь, что приедут из Митавы князь и Дыдоров; поэтому отправка пехоты была скорее похожа на поспешное отступление, чем на отъезд на фронт.

Дело происходило ночью. Около коммерческого училища, где мы стояли, горят факелы, при свете которых происходит отправка. Солдаты бегают к подводам, стоявшим рядом с училищем, выносят патроны, быстро укладывают, покрывают сверху брезентами и, не дожидаясь следующих, уезжают к транспорту. Ночью же транспорт вышел в море. Из нашего отряда осталась только батарея, стрелковый дивизион и пулеметная рота. Англичане требовали и нашего отъезда, а за неимением места на пароходе предлагали погрузиться только с пулеметами, оставив двуколки и лошадей до следующего транспорта. Наше начальство не согласилось, сославшись на то, что без лошадей и двуколок мы не сможем принести никакой пользы. На другой день приехал из Митавы капитан Дыдоров и узнал об отъезде пехоты. Но было уже поздно. Сейчас же запросили князя в Митаву: что предпринять? Князь ответил: «Ввиду того что большая часть отряда уже уехала, то остается только одно: как можно скорее соединиться с нею». Недели через полторы пришел из Германии транспорт «Холсатия» с латвийскими военнопленными. На этом-то пароходе мы и поехали.

Фронт

Лес идет до самой деревни Килли. Это фронт. Вчера Килли взяли большевики. Утром наши отбили обратно. Утренняя пулеметная стрельба – это и был бой. Пред деревней при выезде из леса лежат убитые лошади.