Белая дорога

Адитов жалел Масюка. Он знал его давно. Несколько лет подряд ему доверяли облет оленьих стад, и каждый раз он оставлял хорошее впечатление. Только вот вчера вдруг заартачился. Отказался слетать еще раз. «Как с ним поступить? Если делу дать ход, Масюку крышка. Закон для всех один: и для начальника, и для рядового, для командира эскадрильи и для простого пилота. Переступил его — держи ответ. С законом шутки плохи. Но с нашей стороны получится не совсем хорошо. Получится, будто мы мстим ему за вчерашний день. Вчера я вспылил, наговорил лишнего, отматерил его даже. Теперь самому как-то совестно. Будь моя воля, не стал бы упрямиться. Но Кириллов… Его не отговорить. Твердую занял позицию. Как же быть? Кириллов, по всей вероятности, дело так не оставит. Поддерживать Романова я тоже не хочу. Тот явно решил прикрыть Николаева. Вот и мечет гром и молнии из-за оленей. Нашел уязвимое место… — так рассуждал Адитов, стараясь найти выход из положения. — Связался Масюк с плохим человеком. А он их тут же подвел. Николаев никогда по прямому пути не пойдет. У него всегда подспудные мысли. И все время только о себе, для себя только. Бахвалится тем, что в лучшей гостинице Якутска за ним постоянно забронирован номер. Нетрудно догадаться, как он добился такой привилегии. О людях всегда судит превратно, рад унизить любого, особенно в глазах начальства. Конечно, мы сами виноваты. Не одергивали, потакали ему…»

Кириллов тоже сидел тихо и о чем-то сосредоточенно думал.

— Пойдем-ка домой, Аркадий Семенович. Как говорят, утро вечера мудренее, — с трудом прерывая навязчивые тяжелые думы, предложил Адитов. И, хлопнул ладонью по столу, легко поднялся.

Когда Кириллов, с управляющим вышли из конторы, на улице совсем стемнело. С бездонного неба на них величественно глядели далекие звезды.

— Завтра сильный мороз будет, — сказал Адитов, глядя на эти звезды.

— Да. И туман, — согласился Кириллов.

— Давай завтра с утра посоветуемся насчет оленей. Время идет. Романов так не оставит. Подумай-ка, Аркадий, ладно? И я подумаю.

— Ладно, — кивнул Кириллов.

— Ну, до завтра.

— Пока…

Кириллов легко шагал вдоль складов местного магазина, обнесенных забором. Забор представлял собой два ряда зверосети. Напротив складов темнел силуэт длинного здания. В одной его половине была столовая, в другой — гостиница для командированных. Дверь гостиницы вдруг распахнулась, на улицу брызнул яркий свет. В дверном проеме показался чей-то силуэт. Кто-то заспешил прямо к Кириллову. Он замедлил шаг, вглядываясь в приближающегося к нему человека.

— Добрый вечер, Аркаша! — Это был Николаев. От него слегка попахивало вином.

— Привет, Никандр.

— Как хорошо, что я тебя встретил. Нам по пути, — балагурил Николаев.

— У вертолетчиков был?

— Да. Парни скисли совсем, ходил подбодрить.

— Да, бодрость вам теперь очень нужна.

— Аркадий, давай забудем об этом, — заискивающе проговорил Николаев.

— Легко сказать — забудем. Ты-то, может, и забудешь, а я нет. Не могу.

— Ты подумай обо мне, Аркаша. У меня же дети. — Никандр хорошо понимал: стоит уговорить Кириллова, и дело можно считать закрытым. Сейчас ему нужно хотя бы оттянуть время, чтобы история с баранами потеряла свою остроту. Завтра летчики улетят, все постепенно затихнет и забудется. В случае чего в районе не оставят в беде. — Пожалей меня, Аркадий…

— А баранов ты пожалел? Почему ты не подумал, что у них тоже потомство должно остаться?

— Да, не подумал. Смотрел на них как на объект охоты. Ну, не шуми. Закроем это дело…

— Раньше надо было думать, — отрезал Кириллов.

— В момент азарта забываешь обо всем, — бормотал Николаев, — ты же сам охотник, пойми.

— Ты всегда только о себе думаешь, потому о других забываешь.

— Я и о других думаю. Вот скоро «Жигули», «Москвичи», мотоциклы с колясками в магазин поступят.

— Хорошо. Пусть поступают. Покупатели найдутся.

— А кто просил бензопилу «Дружба»? Помнишь?

— «Дружба», конечно, мне нужна. Но я куплю ее в порядке очередности, — Кириллов был невозмутим.

— Давай договоримся. Я тебе все уступлю, — Николаев был настойчив.

Кириллов шагал рядом, рассеянно слушая своего попутчика, думал: «Перепугался, мерзавец. Трясется за свою шкуру. Может, на пользу пойдет. Хотя вряд ли. Купить меня хочет. Своей меркой привык людей мерить. Нет, не выйдет. Моя совесть не продается!..»

— От тебя мне ничего не надо. Если что захочу, стану в общую очередь. Так проще и удобнее, — вслух ответил он.

— Тебе тогда ничего не достанется… Людей много, а очередь одна. Давай сговоримся, Аркаша.

— Пусть не достанется. Зато совесть чиста будет.

— Ладно. Я понял. Чистеньким хочешь быть, — Никандр тяжело засопел. Терпение его явно иссякло. — А такой ли ты чистый? Это надо проверить, брат.

— Проверяй, я не гордый.

— Ты же бабник! Бегаешь за каждой юбкой! — зарычал вдруг, потеряв всякий контроль над собой, Николаев.

— По крайней мере, на твою жену не зарился. Если не отстанешь, смотри, как-нибудь и к твоей наведаюсь. Вот тогда локти кусать будешь. А я посмеюсь.