Белая горячка

– Алло... Я тебя почти не слышу... Да, я только что приехала... Что?.. Папа устал, но держится молодцом... Скажи, куда тебе написать...

Слова ее все еще будили во мне мучительную ревность, хоть отныне она была уже беспредметной. Взбешенный, я повернулся к старику.

– Проще всего пригласить Меньеля и поручить подряд ему. И дело с концом.

– Алло... Не слышу тебя, дорогой... Алло...

– Не больше полутора миллионов, Шармон. Это потолок, так и знайте. И еще я желаю взглянуть на подробную смету... Эти расходы можно будет вычесть из суммы, облагаемой налогом.

Боже, как они меня бесят, эти трое... Хотя нет, двое, ведь третий... Ох, Клавьер, приди на помощь!.. Я на грани помешательства. Я подходил к двери, когда вернулась Марселина.

– Вы уже покидаете нас, мсье Шармон?

Высокомерная любезность, светская улыбка – вот бы сейчас рубануть по ней короткой фразой! Спокойно, Шармон, возьми себя в руки, главное – не возбудить подозрений.

– Да... Мсье де Сен-Тьерри согласился на Меньеля. Я подряжу его завтра же.

– Значит, мы будем иметь удовольствие часто видеть вас здесь?

Она играла, и ей, беспечной, ни о чем не ведающей, эта игра доставляла удовольствие.

– Я провожу мсье Шармона, – объявила она свекру.

Затворив за собой дверь, она привалилась к ней спиной.

– Уф! – выдохнула она с облегчением. – Как ты думаешь, они нас не раскусили? Хорошо еще, тот в Милане. Хоть немного побудем в покое.

– В покое! – желчно усмехнулся я.

– Что с тобой?.. У тебя усталый вид. На тебя страшно глядеть. Я сразу обратила внимание.

– Ерунда... Немного переутомился, только и всего. Давай отойдем.

Мы прошли через столовую, выглядевшую весьма мрачно из-за темной мебели, унылых обоев и падавшего из высоких окон сумеречного света, потом через вестибюль, пол в котором, в шахматном порядке выложенный черными плитками, был отполирован так, что наши тени скользили по нему, как по поверхности пруда. Лишь оказавшись снаружи, я вздохнул свободнее.

– Твой муж... что он говорил на самом деле?

– Я его еле слышала... Он хотел узнать, приехала ли я, в каком состоянии отец, все ли в порядке в замке.

Звонил, без сомнения, Симон, приглушив и исказив голос. Как бы то ни было, труп в подвале, видно, причиняет ему немалое беспокойство. Мы спустились по ступеням.

– Не стоит говорить ему о Меньеле и о работах в замке, – сказал я. – Ему это не понравится... Тем более что они уже повздорили по этому поводу со стариком.

– Неужели я, по-твоему, такая непонятливая?.. Пойдем к тебе?

– Нет. Теперь, когда я вырвал у него согласие, это ни к чему. Я сам буду появляться в замке.

– Но когда же мы увидимся... наедине?

– Как получится... Я дам тебе знать.

"Как получится" – зависело, конечно, от Меньеля. Прощаясь, мы ограничились рукопожатием – из окон за нами могли наблюдать. Я вернулся в Клермон, где позавтракал в ресторанчике, посещаемом в основном завсегдатаями. Выпив две чашечки кофе и рюмку коньяку, я закурил сигарету. Мысли мои неотвязно вертелись вокруг Симона: Симон пытается выиграть время, но его партия, по сути, заведомо проиграна. На самое ближайшее время он и вправду имеет все основания считать себя в безопасности. Убийца, кто бы он ни был, объявиться не должен – слишком велика его радость по поводу того, что преступление осталось незамеченным. Из Италии Симону на протяжении еще нескольких дней удастся создавать видимость, будто Сен-Тьерри с ним – посредством телефонных звонков и даже, быть может, писем. Ну а потом?.. Их поездка не может затягиваться до бесконечности. И что тогда?.. Было тут нечто постоянно ускользавшее от моего понимания, и это меня раздражало. Симон достаточно умен для того, чтобы не затевать эту авантюру без весьма веских на то основании. Я выпил еще коньяку. Рука у меня дрожала... рука настоящего алкоголика, рука убийцы. Но разве я преступник? Разве моя вина, если все, что бы я ни делал, оборачивается против меня?.. Вот она – слезливая жалость к самому себе, первый признак опьянения. Самое время сматываться отсюда. Но где взять силы перебороть себя? Я ощущал в себе многопудовую тяжесть. А тут еще надо будет опереться о стол, ничего при этом не опрокинув, пройти через всю залу, а затем – продолжать жить, жить как все... Сен-Тьерри – тому хорошо в своем подвале. Как всегда, в выигрыше остался он!

По-прежнему лил дождь. Я двигался в призрачном мире, обретавшем реальность лишь на краткий миг между взмахами стеклоочистителя. В собор входили люди. В нем они находили прибежище и, быть может, решение всех своих проблем. Лично я искал только места, где бы приткнуть машину. Вот так каждый день кружил я вокруг этих древних камней... Изнутри доносились таинственные звуки пения. Вечерами там иногда зажигались огни, подсвечивая витражи. Может, мне было бы достаточно только войти... нет, не через главный вход – так чересчур торжественно... через одну из боковых дверей... Я не решался... Пока не решался.