Я остался один посреди разбросанных камней. Дело принимало скверный оборот. А если старик отложит решение на потом?.. У меня оставалась еще одна возможность: махнуть рукой на Меньеля и обратиться к другому подрядчику. Но ведь обычно я всегда работал с Меньелем. Он не поймет... Нет, лучше всего продолжить разговор со старым Сен-Тьерри и вырвать у него окончательное согласие. Я обернулся к павильону, еле удержавшись, чтобы не крикнуть: "Мы еще вернемся!", до того явственно почудилось мне, что губы лежащего в подвале скривились в презрительной усмешке. Неужели так сложно кого-нибудь туда привести? А почему "кого-нибудь"? Почему бы мне самому не "обнаружить" труп? Что мешает мне рискнуть? Я скажу, что после отъезда Меньеля, и как раз потому, что сам он подвал осмотреть не захотел, я спустился туда. Что может быть естественней?.. Но, с другой стороны, два дня... каких-то два дня... Если хорошенько поразмыслить, я по-прежнему остаюсь хозяином положения. К тому же в одном Меньель совершенно прав: главное – начать. Если старику покажется, что расходы непомерно растут, – что ж, работы будут свернуты. Зато труп к тому времени уже обнаружат.
Уже более уверенным шагом я пошел прочь. Это не более чем задержка. Небо над Пюи-де-Дом начинало проясняться. За последние несколько дней я стал суевернее самого темного крестьянина. Во всем вокруг мне чудились предзнаменования. Кусочек голубого неба означал, что фортуна смилостивилась надо мной и старик уступит. Я подрулил к замку.
– Мсье провел очень тяжелую ночь, – сообщил мне Фирмэн. – Утром приходил доктор...
– Мне назначено...
– Доктор велел, чтобы мсье не беспокоили.
– Доложите обо мне мадам де Сен-Тьерри.
– Хорошо, мсье.
Нет уж, без окончательной договоренности я отсюда не уйду! Что они, смеяться надо мной вздумали? Я стою тут, посреди вестибюля, словно какой-нибудь коммивояжер с ненужным товаром, которого собираются выпроводить, тогда как всё вокруг, и замок, и парк, – без пяти минут мои! Хватит, я по горло сыт этой комедией!
– О, мсье Шармон, – издалека воскликнула Марселина, – что же вы не проходите в гостиную.
И, когда мы оказались рядом, с неподдельной тревогой спросила:
– Что случилось?
– Мне нужно поговорить с твоим свекром.
Все разыгрывалось как в дешевом спектакле, с его репликами в сторону и фразами, которые произносят на авансцене. Уловив мое раздражение, Марселина попыталась меня успокоить:
– Я скажу ему, что ты пришел, но, уверяю тебя, он не в состоянии вести разговоры. В четыре утра у него был обморок... Мы всю ночь не смыкали глаз... Ты снова по поводу работ?
– Именно.
– Тебе не кажется, что это могло бы и обождать?.. Пойдем же в гостиную.
Гостиная, как, впрочем, и любая другая комната в замке, являла собой музей со всяким унылым старьем, где было дьявольски холодно.
– Хоть бы поцеловал меня, что ли, – обиженно протянула Марселина.
Я коротко чмокнул ее.
– Если хочешь, я напишу Эмманюэлю, – продолжала она. – Может, он скажет тебе, что...
– Вот это совсем ни к чему... "Эмманюэлю"! Какой чудовищный фарс! Просто уму непостижимо. Живой, он сближал нас. Теперь, поскольку я не мог ни открыть правду, ни обуздать свою ярость, он сеял между нами вражду.
– Послушай, дорогой, история с оградой уже становится смешной.
– Возможно... Но не могу же я сидеть сложа руки.
– Ну хорошо... Пойдем со мной. Мы вместе дошли до двери в спальню больного. Она бесшумно проскользнула внутрь, а я подошел к окну. Из него был виден уголок парка. Дождь кончился. Посреди мертвых листьев прыгала какая-то черная птица. Ужасно хотелось пить. Я слишком много курил. Появилась Марселина и потихоньку затворила за собой дверь.
– Он сказал, – зашептала она, – что вы уже обо всем договорились и ты должен начать ремонт.
– Да нет же!
– Он не желает никого видеть.
– Послушай, Марселина... Это очень важно, черт возьми!.. Передай ему, что я обсудил все с Меньелем. Расходы будут гораздо больше, чем предполагалось. Нужно полагать, вдвое. Да, так и скажи ему: вдвое.
И эта сумма еще далека от реальной, но за тридцать тысяч франков Меньель согласится начать работы. А дальше видно будет. Марселина скрылась в комнате. В случае конфликта с Меньелем я призову ее в качестве свидетеля. А вообще-то я дал маху. Вместо того чтобы затевать все эти споры, мне следовало бы просто попросить Меньеля приступить к работам, плюнув на денежные вопросы, которые ставили меня прямо-таки в безвыходное положение. Но кто знает, что еще может выкинуть старик! Марселина выскользнула наружу.
– Он не согласен. Он готов дойти до двух миллионов – только ради того, чтобы его оставили в покое. Но это предел.
– Вот видишь, – сказал я. – Будь он действительно так болен, как уверяет, ему было бы наплевать на ограду и все остальное. Он просто прикидывается. Скажи ему...
– О нет... Это уже переходит все границы!.. Особой симпатии, как тебе известно, я к нему не питаю, но... никому не дано права так его мучить!
– Ему это нравится, – раздраженно парировал я. – Пока у него есть возможность сэкономить лишнее су, он будет цепляться за жизнь.