Баррон, напротив, забавляется вовсю. Братец любит всеми верховодить, но что именно он получит в результате? Убедил Филипа и Антона в своей незаменимости. Уничтожает собственные воспоминания, зато всех нас держит за горло. Вполне возможно, Баррон тоже старается ради денег. Глава преступного клана – тут замешаны огромные деньжищи.
– Боишься, не получится? – спрашивает он.
О чем мы там? Ах да…
– Подумай, самое трудное – попасть внутрь. А так ты прибежишь сюда, зажимая рот рукой, запрешься в кабинке и во всеуслышание распрощаешься с ужином. Захаров первый посмеется. Тут-то мы его и прижмем.
– Неплохая идея, – кивает Филип.
– Не знаю, как это делается, сколько понадобится времени.
– Тогда потренируйся. Иди на кухню, возьми какую-нибудь миску и сунь два пальца в рот, – не сдается Баррон. – Перельем все это в бутылку и спрячем за бачком в первой кабинке. Сейчас отмучаешься, потом не придется ни о чем волноваться. Но если обнаружат, придется импровизировать.
– Мерзость какая.
– Иди и делай, – командует Антон.
– Нет уж. Я сумею изобразить пьяного, причем убедительно.
Вообще-то, в эту среду я ничего не собираюсь изображать. Хотя что мне, спрашивается, делать? Утром подумаю хорошенько, сейчас остается только наблюдать.
– Делай что велено, иначе пожалеешь! – все не унимается он.
Поворачиваю голову так, чтобы ему хорошо было видно шею.
– У меня нет шрамов, я не принадлежу твоей семье, и ты мне не босс.
– Зря ты так, – Антон с силой хватает меня за воротник.
– Довольно, – вмешивается Филип. – Ты, живо на кухню, найди миску и сунь палец в глотку. Не будь нюней. Антон, не трогай брата, мы и так на него давим.
Племянник Захарова отворачивается и ударяет кулаком по дверце кабинки, Баррон ухмыляется во весь рот. Чем больше мы ругаемся, тем проще ему нас контролировать.
Впотьмах ищу кухню, нащупываю выключатель. Там пахнет корицей и паприкой. Лампы дневного света отражаются в исцарапанных медных кастрюлях. Можно сбежать через заднюю дверь, но какой смысл? Пускай лучше они ничего не подозревают. Иначе будут гоняться за мной по улицам, обыщут, найдут зашитые в ногу камни. Придется остаться и блевать в чертову миску. Достаю из большущего холодильника пакет молока. Желудку будет полегче. Снимаю перчатки, подкладка вся промокла от пота. В тусклом свете руки кажутся слишком бледными. Меня настигло кармическое воздаяние за то, что вчера поил деда перекисью водорода? Засовываю пальцы в рот. Противно-то как! Кожа на вкус соленая.
– Эй.
Я поворачиваюсь. Незнакомый парень в длинном плаще нацелил на меня пистолет. Пакет выскальзывает из рук, молоко проливается на пол.
– Что ты здесь делаешь?
– Ой… – думай, думай быстрее. – У друга был ключ. Он здесь работает.
– С кем ты говоришь? – на свет выходит еще один мужчина, бритоголовый, в широком вырезе его футболки красуется ожерелье из шрамов. – Это еще кто?
– Парни…
Подняв руки, лихорадочно придумываю историю, вхожу в роль: беспризорный малолетний мастер, только-только с автобуса, ищет работу и где переночевать, кто-то рассказал ему про ресторан и про Захаровых.
– Я воровал еду. Простите. Могу посуду помыть или еще что в счет оплаты.
В противоположном конце кухни открывается дверь, входят Антон с Филипом.
– Какого черта? – бурчит бритоголовый.
– Уберите от него свои лапы! – приказывает Филип.
Парень в плаще направляет пистолет на брата.
Инстинктивно я вскидываю руку, чтобы сбить прицел. Оружие почему-то теплое на ощупь. А потом во мне срабатывает еще один инстинкт, и я изменяю пистолет.
Я будто смотрю сквозь него, вижу все вплоть до самых крошечных частиц. Металл жидкий и переливается во все новые и новые формы, нужно лишь выбрать одну.
Поднимаю голову. Получилось так, как я представлял: вокруг пальцев громилы обвилась змея, изумрудно-зеленая, словно перо жар-птицы с того барельефа. Он вскрикивает и в панике трясет рукой. Змея извивается, сжимая и разжимая кольца; будто задыхаясь, открывает и закрывает пасть и через мгновение выплевывает пулю, которая со звоном катится по стальному столу.
Раздается два выстрела.
Со мной, с моим телом что-то происходит. Грудь болезненно сжимается, выворачивает плечо. Может, меня подстрелили? Но нет, я смотрю вниз на свои пальцы – они превратились в узловатые древесные корни. Делаю шаг назад, ноги подгибаются: одна покрылась мехом, другая согнута не в ту сторону. Моргаю, и в следующую секунду уже смотрю десятком глаз, каким-то образом вижу даже потрескавшийся кафельный пол позади себя. Там лежат два человека, кровь смешалась с молоком, ко мне ползет пистолет, и в его пасти трепещет красный раздвоенный язык.
Это галлюцинации. Я умираю. Горло сдавило от ужаса, но кричать не получается.
– Какого черта они тут делали? – вопит Антон. – Мы не планировали убивать своих. Этого не должно было случиться!
Руки становятся ветками дерева, ручками дивана, мотками веревки.
– Это все его вина! – Антон продолжает кричать, тыкая в меня пальцем.