Белая кошка

Надо встать, но ноги превратились в рыбий хвост, глаза съехали вбок, вместо слов с губ срывается неразборчивое бульканье, да это и не губы вовсе.

– Надо избавиться от трупов, – доносится до меня голос Баррона.

Потом другие звуки – ломаются кости, что-то падает с влажным тихим шлепком. Пытаюсь повернуть голову, разглядеть, что происходит, но не могу понять, как это сделать.

– Пусть заткнется! – кричит Антон.

Я что-то говорил? Сам себя не слышу.

Меня хватают чьи-то руки, поднимают, тащат через весь ресторан. На потолке нарисован обнаженный старик верхом на гнедой лошади, он спускается с холма, воздев над головой саблю, волосы развеваются на ветру. Забавное зрелище. Мой смех похож на свист чайника.

– Отдача, – шепчет Филип. – Скоро все придет в норму.

Брат кладет меня в багажник Антонова «мерседеса» и захлопывает крышку. Воняет машинным маслом и чем-то еще, но я настолько не в себе, что почти ничего не замечаю. Заработал двигатель. Я ворочаюсь в темноте, тело больше мне не принадлежит.

В себя прихожу уже на шоссе. Сквозь щель то и дело светят фары попутных машин. На каждом ухабе голова ударяется об автомобильную шину, подо мной все трясется. Перевернувшись набок, я натыкаюсь на полиэтилен, набитый чем-то мягким и теплым.

Хорошо бы положить на него голову. Но там что-то мокрое, липкое… Внезапно я понимаю, что это. Пластиковые мешки для мусора.

Меня тошнит, я стараюсь отползти от них как можно дальше, прижимаюсь к задней стенке. В спину врезается металлическая рама, шею приходится подпирать рукой, но я сижу неподвижно до тех пор, пока машина не останавливается.

В голове пусто, все тело болит. Хлопает передняя дверь, шуршат по гравию шаги, и крышка открывается. Мы около дома. Надо мной возвышается Антон.

– Зачем ты это сделал?! – кричит он.

Качаю головой. Не знаю, зачем и как я изменил пистолет. Рука в чем-то темно-красном. Рука без перчатки.

– Это был секрет, твое существование – секрет!

Он тоже смотрит на мою руку и стискивает зубы. Перчатка, наверное, осталась в ресторане.

– Мне жаль, – шатаясь, поднимаюсь на ноги. Мне действительно жаль.

– Как самочувствие? – спрашивает Баррон.

– Тошнит.

И не потому, что укачало. Меня трясет, никак не могу унять дрожь.

– Из-за тебя я убил тех двоих, – шипит Антон. – Они на твоей совести. Я всего-навсего хочу вернуть старые добрые деньки, когда слово «мастер» еще что-то значило, когда магии никто не стыдился. Нам принадлежали полиция и чиновники, мы правили этим городом. Те времена можно вернуть. Нас называли магами, волшебниками, искусниками. Когда я окажусь во главе клана, весь город снова будет нас бояться. Благородная, стоящая цель.

– И как же ты этого добьешься? Думаешь, правительство закроет на все глаза только потому, что ты кокнул дядю и встал во главе семьи? Думаешь, Захаров такой альтруист? Не взял бы их за горло, если б мог?

Антон бьет меня прямо в челюсть. Голова буквально взрывается от боли. Неуклюже спотыкаюсь и чуть не падаю навзничь.

– Погоди! – Филип пытается оттащить друга. – Он просто малолетний пацан, хоть и болтает много.

Делаю шаг по направлению к Антону, Баррон хватает меня за локоть и пытается натянуть рукава толстовки на мои голые руки.

– Не глупи.

– Держи его, – командует племянник Захарова. – Я с тобой еще не закончил, малец.

Баррон хватает меня за второй локоть.

– Что ты делаешь? – причитает Филип. – На это нет времени. Синяки же останутся, сам подумай.

– Уйди с дороги, – сквозь зубы цедит Антон. – Забыл, кто твой босс?

Брат переводит взгляд с меня на него, будто соизмеряя мою глупость и его гнев.

– Эй ты! – я все еще пытаюсь вырваться, хоть сил почти и не осталось. С Барроном мне не справиться, но рот-то свободен. – Что ты мне сделаешь? Убьешь, как тех парней? Как Лилу? Чем она провинилась? Стояла у тебя на пути? Оскорбляла? Отказывалась перед тобой пресмыкаться?

Иногда я веду себя очень глупо. Баррон держит меня сзади, и Антон бьет прямо под подбородок. Наверное, этот удар я вполне заслужил. Перед глазами вспыхивают искры, боль отдается в зубах.

– Заткнись! – кричит он.

Во рту металлический привкус, будто лизнул старую монетку, щеки и язык на вкус как куски сырого мяса, с губ капает кровь.

– Довольно, достаточно, – суетится Филип.

– Я здесь решаю, когда достаточно.

– Хорошо, прошу прощения, – сплевываю кровь на землю. – Все усвоил. Можешь больше меня не бить. Беру свои слова назад.

Филип прикуривает сигарету, отворачивается и выдыхает облако дыма. Антон заносит кулак, и на этот раз удар приходится в живот.

Пытаюсь увернуться, но двигаюсь слишком медленно, да и у Баррона крепкая хватка. Как больно. Со стоном сгибаюсь пополам. Слава богу, теперь можно упасть на землю, свернуться калачиком, не двигаться. Лежать тихо и не двигаться, пока боль не пройдет.

– Бейте его, – голос у Антона прерывистый. – Вы должны доказать свою преданность. Ну же! Или все отменяется.

Усилием воли заставляю себя сесть, пытаюсь выпрямиться. Все трое смотрят на меня сверху вниз, как на пустое место, как на прилипшую к ботинкам грязь. В голове вертится «пожалуйста», но вместо этого я выдавливаю: «Только не по лицу».