Белая кошка

Лила вскрикивает и начинает съеживаться, становится все меньше, меньше, вот она уже размером с мышь. Из первого яруса на сцену прыгает белая кошка, платье рвется, цепляясь за шершавые деревянные доски, сползает с нее. Она набрасывается на Лилу-мышь и откусывает ей голову. Во все стороны брызжет кровь.

– Лила, прекрати, не играй со мной.

Кошка проглатывает крошечное тельце и поворачивается ко мне. Внезапно я оказываюсь в слепящих лучах прожекторов. Моргаю, встаю. Белая кошка подкрадывается ближе, у нее Лилины глаза: один голубой, другой зеленый – такие яркие, что я, спотыкаясь, отступаю в проход.

– Ты должен отрубить мне голову.

– Нет.

– Ты любишь меня?

– Не знаю.

– Если любишь, отруби мне голову.

Размахиваю во все стороны непонятно откуда взявшимся мечом. Кошка начинает расти, превращается в огромное чудовище. Оглушительный гром аплодисментов.

Тело пульсирует от боли, но я все равно заставляю себя встать, пойти в ванную, справить нужду. Проглатываю горсть аспирина. Зеркало бесстрастно отражает мои покрасневшие глаза и разукрашенные синяками ребра. Мне вспоминается дикий сон и огромная страшная кошка. Чушь какая-то, но мне совсем не до смеха.

– Эй, ты там? – зовет снизу дед.

– Да.

– Только бы дрыхнуть, – старик что-то бормочет себе под нос; ругается, наверное, на внука-лентяя.

– Я плохо себя чувствую и вряд ли смогу сегодня работать.

– Да я и сам не очень. Хорошо вчера погуляли? Так напился, что почти ничего не помню.

Спотыкаюсь на ступеньках, бессознательно прикрывая ребра руками. Кожу словно натянули на совершенно чужое тело. Шалтай-Болтай. И вся королевская конница, вся королевская рать не могут меня собрать.

– Ни о чем рассказать не хочешь? – интересуется дедушка. Вспоминаю, как он вчера приоткрыл один глаз. Что ему известно? Он что-то подозревает?

– Нет.

От горячего черного кофе без сахара по телу разливается тепло – первое приятное ощущение за последние сутки.

– Выглядишь ты паршиво.

– Говорю же, плохо себя чувствую.

В соседней комнате звонит телефон. От резкого звука я вздрагиваю.

– Ты вообще много чего говоришь, – дедушка уходит, чтобы ответить.

На лестнице размытым пятном маячит кошка, в солнечном свете она напоминает привидение. Братья избегали меня не потому, что я убийца или чужак. Как выясняется, я и не чужак вовсе. Всем мастерам мастер. Свой среди чужих. Хочется шарахнуть об пол что-нибудь из посуды, или закричать во весь голос, или воспользоваться вновь обретенными силами и превратить все, до чего дотянутся руки.

Свинец в золото.

Плоть в камень.

Ветки в змей.

Беру в руки кофейную кружку. Вчера дуло пистолета стало мягким, переливчатым. Но как я ни стараюсь, кружка остается кружкой, на блестящей темно-бордовой эмали по-прежнему темнеет надпись «Эмхерст: грузовые перевозки».

– Ты чего это делаешь? – спрашивает дед.

Дернувшись от неожиданности, проливаю на себя кофе. Старик протягивает телефон:

– Это Филип. Тебя. Ты что-то у них забыл.

Я мотаю головой.

– Возьми-возьми, – сердится дедушка.

Ничего не остается, беру трубку.

– Да?

– Что ты с ней сделал? – в голосе брата злость и, кажется, даже паника.

– С кем?

– С Морой. Она уехала и сына забрала. Кассель, где она?

– Ты у меня спрашиваешь?

Вчера он стоял и любовался, как Баррон избивает меня до потери сознания, а сегодня я, оказывается, организовал побег Моры. От ярости перед глазами все плывет. Как бы телефон не треснул – с такой силой я его сжимаю.

Филипу бы следовало извиниться. Ему бы умолять меня следовало.

– Знаю, вы с ней разговаривали. Что ты ей сказал? Что она тебе сказала?

– Ой, прости, – отвечаю не задумываясь, яростно чеканю каждое слово, – забыл!

И вешаю трубку. Месть – сладкое чувство. Только через мгновение до меня доходит, как же я сглупил.

Но ведь я больше не Кассель Шарп, малолетний братишка, позор семьи. Я мастер самого редкого и опасного свойства. Я никуда не повезу Лилу. Никуда не побегу. Пусть теперь они меня боятся.

Примерно через час дед уезжает в магазин. Спрашивает, что мне купить. Ничего. Он велит упаковать вещи.

– А в чем дело?

– Прокатимся в Карни.

Киваю, по-прежнему держась за ребра. Лила сидит на столе в гостиной посреди наваленных в кучу бумаг, одежды, тарелок и что-то жует. Изо рта у нее свисает кусочек бекона, жир капает прямо на какой-то шарф.

– Тебя дедушка покормил?

Она усаживается и начинает вылизываться.

Звонит мобильный. Это Даника. Не беру.

– Ты сбежала от нее? – спрашиваю я кошку. – Всю дорогу шла пешком?

Лила зевает, демонстрируя острые клыки. Надо превратить ее обратно прямо сейчас, пока не вернулся дед. Боль вроде поутихла немного, и я могу хоть как-то сосредоточиться. Знать бы еще, что делать.

Кошачьи глаза блестят. Я подхожу к столу.

«На меня наложили проклятие. Только ты можешь его снять».

Глажу ее по теплой мягкой шерсти. Кости под ней такие тонкие, хрупкие, словно у птички. Вспоминаю, как пистолет стал чешуйчатой зеленой змеей; что я в ту минуту чувствовал?

Без толку.