Вахрушев взглянул на него исподлобья, отозвался с сердитым недоумением:
— Я вас не звал…
— Мало ли кто меня не звал, — строго ответил Саня. — Это ведь я виноват, верно? Тем более что мы с тобой единомышленники, мне сочинение твое нравится…
Вахрушев скривился.
— Санька, вы скоро? — натужно спросил Аристотель. — Держать-то тебя сколько еще?..
— У него руки устанут — он вас не вытащит… — не глядя на Саню, пробурчал Вахрушев. — А я туда все равно не пойду…
— Почему?
— Не пойду, и всё!
— Сан Сенич, у вас лицо сильно красное стало… — предупредили пятиклассники.
Саня и сам чувствовал, что в голове у него шумит, и видел он все будто сквозь розовый туман.
— Митенька, ну прости меня! — закричала из окна Бедная Лиза. — Я больше так не буду!
— Будете… — не поверил Вахрушев.
— Ну, вот честное слово, не буду!
Толпа внизу оцепенела: такое она слышала впервые.
— У меня ремень есть, — сказал Сане Вахрушев. — Я его вам дам, вы подержите… А я по нему…
— Расшибешься.
— Да там невысоко будет.
— А если сорвешься?
— Что я — дурак? — резонно ответил Вахрушев. — Вы только с крюка этого меня снимите…
Он благополучно съехал вниз и разжал пальцы. До земли было метра полтора, но на ногах Вахрушев не удержался, упал ничком и остался лежать…
Саня вцепился в крюк, на котором мгновение назад висел упрямый второгодник, рванулся (Аристотель охнул, разжал руки) и прыгнул вниз.
— Митька! — позвал он, поднимаясь. — Ты живой?..
Пятиклассники, забыв про съемку, стояли вокруг, молчали и смотрели круглыми испуганными глазами.
— Вроде бы… — просипел Вахрушев.
— Больно? Где, скажи…
— Не больно… — сказал упрямый Вахрушев и перевернулся на спину. Лежал и смотрел на Саню растерянно. — А это вы… из-за меня прыгнули?
А на втором этаже, в классе, сидела за партой Бедная Лиза и хлюпала носом. Аристотель, злой, не отошедший от испуга, попытался втиснуться рядом, но не влез.
— Учителя! — уничтожающе произнес он. — Нервотрепы вы, а не учителя! Вас бы к врагам забросить под видом простых граждан… Вы бы там живо до основания разрушили психику противника…
— Макаренко ведь, — огрызнулась Бедная Лиза, — сажал под арест…
Аристотель махнул рукой и пошел к двери.
— Да, — произнес он, оттаскивая от двери огромный фикус, гордость юннатов-младшеклассников. — Но он не подпирал при этом дверь школьным фикусом! Вы, Елизавета Георгиевна, не обратили внимания?.. Насколько мне известно, — непримиримо пророкотал он, — Макаренко Антон Семенович в таких случаях дверь вообще не запирал…
Вечером в гости пришел Кукарека, и Саня вдруг заметил, как он похож на сестру, а заметив, затосковал… Кукарека тоже был невесел, глядел на Саню искоса. — А чего Лешка не пришел? — спросил Боря.
— Да ну его! — отвечал Кукарека, надувшись. — Психованный он какой-то! Я за ним зашел, а он выскочил в подъезд, стоит, злой такой, говорит: «Никуда я не пойду, чего приперся, отстань!» А я и не приставал, больно надо!
— У него начался переходный возраст, — авторитетно разъяснил Боря и уткнулся в учебник.
Саня и Кукарека стали играть в шахматы. Проиграв несколько раз, Кукарека собрался с духом и спросил:
— А вы что, с Юлинской поссорились?..
— Ни с кем я не ссорился! — решительно и угрюмо отвечал учитель географии. — Не говори глупости!
— А чего она ревет тогда?
Боря, будучи юношей воспитанным, как бы между прочим поднялся и ушел в большую комнату смотреть телевизор.
Учитель же географии на вопрос, отчего Юля ревет, ответить затруднился и молчал, пытаясь осознать этот странный факт. Наконец он сосредоточенно спросил:
— Как — ревет?..
— Обыкновенно, — уточнил Кукарека, — слезами.
— Из-за меня?.. — растерянно спросил Александр Арсеньевич.
— А из-за кого же еще? Если не из-за вас, то чего она тогда говорит: «Дурак твой Сан Сенич»?..
Лицо Александра Арсеньевича в эту минуту действительно стало немножко глупым, и он переспросил радостно:
— Как она говорит?..
Но Кукарека смутился и повторить крамольную фразу сестры отказался наотрез…
А на следующий день Саня вдруг решил немедленно начать готовиться в аспирантуру. Потому что утром, когда он подошел к Юле и сказал: «Здравствуйте, Юля!» — она кивнула ему так вежливо и равнодушно, будто и знать его не знала…
«Ну всё! — подумал Александр Арсеньевич, смертельно обидевшись. — Ну и ладно, ну и не надо! Подумаешь… Поступлю в аспирантуру, уйду из школы…»
А тут еще Лешу Исупова застигли в туалете на месте преступления: он курил.
— Если ты уже сейчас куришь, то чего же можно ожидать от тебя в будущем? — допытывалась у Исупова Лола Игнатьевна.
— Ничего хорошего! — дерзко соглашался Леша.
— Вот видишь!
— Вижу.
— Исупов, ты добьешься!.. — вздохнула Лола Игнатьевна. — Ты очень плохо кончишь, Исупов! — И она высказала свою заветную мысль: — Делай что хочешь, хоть на голове стой! Но не раньше, чем кончишь школу. А в школе тебе никто делать что хочешь не позволит, потому что ты пока никто…
Александр Арсеньевич при этой беседе, естественно, присутствовал, тосковал, злился на Лешу, злился на завуча и думал: «Кой черт понес меня в школу?! Все, сегодня же сажусь за реферат, хватит, надоело все!» — но Лешу по привычке спас.