Белая лошадь – горе не мое

И странно стало у Сани на душе: отец, которого он знал с детства и, можно сказать, выучил наизусть, вдруг показался ему каким-то другим, совсем незнакомым человеком… Будто отец знал что-то такое, что от Сани таилось за семью печатями, какая-то тайна жизни, которую отец давно ведал, а Саня только впервые заподозрил ее существование… А что это за тайна? И почему она давала отцу несомненное право приказывать?.. Неужели дело в том, что он старше? Или она, эта тайна, там в грядущих годах, и надо еще жить и жить, чтобы она тебе открылась?..

Отец приказал, а Саня почему-то не заспорил. Просто кивнул. Потому что вдруг почувствовал себя щенком рядом с большой сильной собакой. И это было не обидно, а хорошо. Спокойно и надежно.

«А может, и правда, — совершенно неожиданно для себя подумал Саня, — они (взрослые) понимают в жизни больше, чем мы?..»

— Я в шесть не могу, — виновато сообщил Саня Юле по телефону.

— Случилось что-нибудь?..

— Ну! — И он рассказал ей про Лешку.

— Ты только не бойся, — строго сказала Юля, как-то сразу почуяв, что идти к Лешке Сане страшно. — Ты притворись…

— У меня может не получиться…

— Ну представь, что ты Лола Игнатьевна!

— Попробую… — подавленно отозвался Саня. — Жди меня в восемь там же…

Легко сказать «попробую», а какая из Сани Лола Игнатьевна?! На душе у Сани было тошно. То есть так скверно, что хоть иди в пустой, облетающий лес и вой там волком… Жизнь казалась ему несправедливой и злой. Неправильно, жестоко все в ней было устроено, и он, Саня, учитель, ничего не мог изменить, никого не мог спасти…

Саня шагает по улице. Он идет к ученику Исупову Леше, рассказывать родителям, что по сыну колония плачет… Он идет и думает о Лешке, о его папе и маме. О своем отце думает, которого, как выяснилось, он совсем не знает… О себе он думает, и о Юле, и о своем сыне… У сына ямочки на щеках, темные глаза… Ни за что, никогда Саня его не бросит!..

В общем, совершеннейшая каша в голове у Александра Арсеньевича, учителя географии!.. Какой сын, что за глупости? Нет у него никакого сына, и думать ему об этом рано еще!..

Исупов Леша жил в новом доме-башне на одиннадцатом этаже. Саня пришел без пяти шесть, но сразу стало ясно, что он все-таки опоздал: из-за двери отчетливо доносился срывающийся Лешкин голос:

— Вы не одни, нас четверо, поняли?

Там, по всей вероятности, шел скандал, и было совершенно непонятно, почему Лешка решил затеять его, ведь договорились же!..

— Вы забыли про нас! — это Лешка.

— Прекрати истерику! — мать.

— Никто вас не забывал… — отец.

Слышимость была превосходная, и Саня торопливо позвонил, чтобы не слушать.

В квартире все смолкло, будто вымерло, долго не отпирали. Деваться Сане было некуда, он позвонил снова, хотя было совершенно непонятно, что же теперь он должен делать…

Дверь открыл отец. Молодой, высокий, похожий на Лешку.

— Здравствуйте, — сказал он. — А Леши нет дома…

— Не ври! — отозвался из глубины квартиры Исупов.

— Извините, Александр Арсеньевич, — неловко сказал отец. — У нас тут…

— Проходите! — сказала мать, появляясь в коридоре. — Не обращайте внимания. — И уже сыну: — Я надеюсь, при гостях ты не будешь выяснять отношения?

Саня прошел и увидел Исупова, он стоял посреди комнаты, сунув руки в карманы, и качался с носков на пятки.

— Они уже развелись, оказывается, — скучно сказал Исупов Сане. — Так что все это лишнее…

— Алешка! — просительно сказал отец.

— Не надо было жениться, — злобно посоветовал ему Исупов. — Или, по крайней мере, не стоило заводить нас с Виталькой.

— Я рекомендую тебе успокоиться и помолчать, — решительно сказала мать. — Что случилось, Александр Арсеньевич?..

— Да так, мелочи! — хмыкнул Исупов. — Не стоит об этом говорить, у вас свои проблемы… Вам же квартиру надо разменивать, и побыстрее, с этим теперь такая морока!.. Пойдемте, Сан Сенич, не будем им мешать, им еще столько нужно обсудить. Нас с Виталькой они уже разделили, а вещи еще нет…

Он выскочил в коридор, сорвал с гвоздика штормовку и хлопнул дверью.

— Извините… — неловко пробормотал Саня. — Я пойду, до свидания…

Осень была в городе, прекрасная светлая осень, на углу Кировградской и Симбирского ждала Саню Юля. Лешка уже наревелся и успокаивался потихоньку. Саня дал ему носовой платок, а когда Лешка привел себя в порядок, взял его за руку и пошел на свидание…

… — Тут вам послание, — сказала Лола Игнатьевна, пригласив Александра Арсеньевича к себе в кабинет.

Она подала ему самодельный конверт, на котором неровными печатными буквами значилось: «Александру Арсеничу лично в руки».

— Стихи какие-то, без подписи, — пожала плечами Лола Игнатьевна. — Не очень умело, но для начала неплохо.

— А вы что, читали?

— Разумеется! Конверт сунули под дверь учительской, надо было разобраться…

— Да ведь тут написано — лично! — раздраженно произнес Саня. — И адресовано не вам.

— А если бы это какое-нибудь хулиганство было? Не понимаете? И вообще, Саша, я вас позвала по серьезному делу, спрячьте свое письмо в карман, садитесь.

Лола Игнатьевна некоторое время молчала, собираясь с мыслями, а Саня сидел и ждал, не сомневаясь, в общем, о чем пойдет разговор.