Белая лошадь – горе не мое

Елена Николаевна приоткрыла дверь Саниной комнаты, где, наволновавшись и наревевшись, безмятежно спала Юля.

— А он?

Саня спал в кухне на раскладушке. То есть не спал, конечно, а лежал плотно зажмурившись.

— Господи! — сказала Юлина мама. — Это что ж такое творится… — И заплакала.

— А что, собственно, творится?.. — вздохнул Арсений Александрович.

— Безобразие какое, они же любят друг друга! — всхлипнула Серафима Константиновна. — А вы куда глядели?

— Успокойтесь, — повторила Елена Николаевна.

— Мне Лола Игнатьевна такого наговорила… Что теперь будет?..

— А ничего не будет, — спокойно ответил Арсений Александрович. — Просто уволю я его, вот и всё…

Юлина мама перестала плакать, подняла глаза на Арсения Александровича и некоторое время смотрела непонимающе и рассерженно.

— Да разве я за этим к вам пришла?! Я к вам как к отцу…

Арсений Александрович нахмурился и пожал плечами.

— Как отец я могу вам сказать, что мой сын — порядочный человек и по отношению к женщине никогда не позволит себе ничего низкого, вот так. А как директор я тем не менее обязан пресечь это, как вы выразились, безобразие. Я пресеку.

Серафима Константиновна молча смотрела на Арсения Александровича, смотрела с удивлением и неодобрением.

— Как это у вас просто! «Уволю»! А о них вы подумали? Юльку ославите, ему жизнь испортите!.. А за что?

Тут Елена Николаевна тоже заплакала. Арсений Александрович сморщился, принялся искать сигареты.

— Вы поговорите с ними, вы же директор! Я Юльке сказала — куда там! Слушать ничего не хочет! Ушла, хлопнула дверью: люблю, и все тут!

— У вас неверные представления о возможностях директора школы… — с грустной усмешкой отвечал директор школы. — Запретить им любить не в моей компетенции… Уволить — пожалуйста.

— Но — как отец…

— И как отец — не могу. Мне как отцу радоваться бы… И не послушает он меня точно так же, как дочь не послушала вас. А послушал бы — я бы его уважать перестал… Да перестаньте же вы, наконец! — стукнул он кулаком. — Слезами делу не поможешь.

— Легко вам говорить «перестаньте»!

— Да… — сказал Арсений Александрович. — Мне, конечно, легко. Легче всех.

И тут Елена Николаевна перестала плакать, гневно взглянула на мужа и сказала:

— Есть же люди такие! Во все вмешиваются! Влезут с ногами, натопчут, испачкают все! А что случилось? Гуляли вместе…

— Вы только его не увольняйте! — умоляюще взглянула на директора Юлина мама. — Юлька сразу из школы уйдет, вы ее не знаете! И Женька мне этого никогда не простит… Так плакал, кричал: «Мамочка, почему ты такая злая?»

А Саня лежал, слушал и вдруг уснул…

Ему приснилась осень — большая, желтая, с грядущими холодами. Родной шестой «Б» приснился ему: он летал в небе над школой… Осень, осень… И все птицы стремились в теплые края: кто собирался, кто улетел уже. Только эти — из шестого «Б» — весело и упрямо носились над школой и улетать никуда не собирались. Саня разбежался, оттолкнулся от земли и тоже оказался там, в большом ветреном небе, а внизу, возле школы, печально бродила белая лошадь…

«Смотрите, смотрите, лошадь! — кричали ученики, носясь под облаками. — Сан Сенич, откуда она тут?»

«Моя», — объяснил Саня.

«Ой, а можно на ней покататься?»

«Можно, — разрешил он, — только на урок не опаздывайте…» — И проснулся.

Молча поднялись. Молча умылись и прибрали постели.

Молчала Юля. Молчал Саня. Даже Елена Николаевна молчала.

За завтраком Арсений Александрович заговорил.

— Вот что, мальчики-девочки, — хмуро начал он, — слушайте меня внимательно, потому что повторять я не буду…

«Мальчики-девочки» и Елена Николаевна опустили головы и приготовились слушать.

— Александр, ты учитель. Юля, ты ученица. Я правильно говорю?..

— Правильно, — едва слышно отозвалась Юля.

Саня надменно промолчал.

— Я — директор школы. Я твердо знаю, что учителя существуют для того, чтобы учить. А ученики, чтобы учиться. Остальное меня сейчас не интересует, потому что ты — учитель и должен быть чист перед людьми… — Арсений Александрович замолчал. Он сосредоточенно мешал чай, а потом долго и пристально рассматривал ложку. — Короче говоря… Если кто-нибудь скажет мне, что вас видели вместе…

— Я тебе сразу говорю, — перебил Саня, — нас будут видеть вместе.

Арсений Александрович, выслушав эти слова, снова помолчал, потом спросил спокойно и устало:

— Александр, ты хочешь работать в школе?

Саня долго молчал, угрюмо глядя перед собой.

— Хорошо… — сказал он тихо, повернув к отцу вдруг побелевшее лицо. — Я уйду.

— Ладно… — тяжело выговорил Арсений Александрович. — Раз ты такой вольный и гордый, уходи… — И поднялся из-за стола. — Только помни, что ты предатель…

— Кого я предал, кого?! — вскочил Саня.

— Дело, — сказал Арсений Александрович и ушел.

— Ты сам!.. — крикнул Саня в спину отцу. — Это вы…

Но тот не ответил.

— Ну и глупо… — сердито сказала вдруг Юля. — И не имеешь ты права уходить. Ты из-за меня, я понимаю. Думаешь, что иначе меня предашь, ведь да?

Саня молчал, но по выражению его злого, несчастного лица было ясно, что думает он именно так.