— Да-да, — кивнул Саня, не глядя, потому что деловито перекладывал конспекты у себя на столе и делал вид, что ничего не случилось. А ведь случилось…
— И потом, мама переживает, она ведь ни в чем не виновата. А с почты я уволился вчера, потому что не могу там… Так что у меня другого выхода нет…
— Да-да, — согласился Саня.
— Отец, в сущности, прав. Я не виноват, что жизнь так плохо устроена. Можно, конечно, не замечать этого и делать вид, что все в ней прекрасно и удивительно, но это просто неумно! Я думаю, оттого что я испорчу себе жизнь, никому лучше не станет. Я прав?
Вопрос был чисто риторический. Саня не ответил, посмотрел на Борю и спросил меланхолически:
— Какое сегодня число?
— Двенадцатое, — ответил Боря, взглянув на часы. — А что?
Аристотель Сане и Юле не удивился, сказал только:
— Имей в виду, Петухова, что тебя пускаю только из вежливости. Ишь, чего придумала!.. А разговаривать с тобой все равно не буду, и передай своим одноклассникам, что я ваши подметные письма выбрасываю, не читая…
— Матвей Иванович, а откуда вы это знали?.. — хмуро спросил Саня.
— Что?
— Про Борю. Что через две недели…
— А-а… — понял Аристотель и поглядел на Саню с жалостью. — Вон что… Уже?
Саня кивнул.
— Ну и как он ушел?
Поскольку Саня горестно молчал, ответила Юля:
— Поблагодарил за гостеприимство, а напоследок сообщил, что не сможет больше быть старостой географического кружка, потому что по воскресеньям у него тренировки, его папа в секцию каратэ устроил… Так что в походы он ходить не сможет…
— Замечательно! — одобрил Аристотель — Спорт — это отлично, развивает физически, дает бодрость, здоровье. Не понимаю, Саня, почему это правильное решение Исакова заняться спортом вызывает у тебя отрицательные эмоции…
— Он же предатель! Понимаете? — сказала Юля.
— У вас все предатели! — сердито пробормотал Аристотель. — Глупости это все!
— Вы считаете, — с вызовом произнесла Юля, — что если ему только шестнадцать?..
— Я считаю, — морщась, перебил Аристотель, — что предать можно только то, что ты любишь, во что веришь. А Исаков ничего не предавал, он просто выбрал то, что ему выгоднее, всего-то!
— Но он же с нами был! — потерянно сказал Саня.
Худо было ему и не очень понятно, как же все это случилось…
«Дети — маленькие мудрецы»! «Устами младенца глаголет истина»! Как же так? Ведь в походы вместе ходили… Сидели рядом у костра, сколько всего было сказано… Ведь так хорошо все было!
— Он же все понимал, он наш был!
— Никогда он не был «наш»… — вздохнул Аристотель. — Он «свой» был, вежливый, начитанный мальчик. Очень благополучный, у которого всегда и все в жизни было замечательно…
— Но он всегда за всех заступался!
— А! — махнул рукой Аристотель. — Это, знаешь ли, очень приятно, когда тебе ничего за это не грозит. А теперь он сообразил, что жизнь вовсе не праздник, и, в общем, ему крупно повезло в ней, надо дорожить… И пропади она пропадом, справедливость эта, коли из-за нее надо поступиться своими удобствами…
— Значит, Исаков-старший был прав? — тоскливо спросил Саня. — Жизнь проста: лучше быть подлецом, чем неудачником?
— Жизнь прекрасна! — грозно краснея, отвечал Аристотель. — И не говори пошлости! А Исаков-старший прав быть не может — он знать не знает, что такое жизнь! Для него она — полная кормушка, а остальное его не касается. Он ни за что не отвечает, у него нет святынь, он не живет, он мародерствует!..
Аристотель грузно опустился на стул, посидел, успокаиваясь, спросил:
— Котлеты вам греть?
— Не надо нам котлет, — горестно отозвался Саня. — Матвей Иванович, кому же верить?..
— Людям, миленький.
— Ну почему жизнь такая?.. Несправедливо это, не хочу я так!
— Да где же я тебе другую возьму? — развел руками Аристотель.
— Даже жить не хочется…
— Веревочку дать? — заботливо предложил Аристотель. — Я-то еще поживу, сколько можно, мне нравится. Есть в ней, в жизни, что-то такое обнадеживающее…
— Что?
За окном стоял темный осенний вечер, начинался дождь. Саня сидел на подоконнике, на своем привычном, законном месте… Подоконник этот был обжит им с детства, тут было уютно, тепло, весело — прекрасные, летящие часы жизни провел Саня на подоконнике у Аристотеля. Разве могло ему хоть когда-нибудь прийти в голову, что он будет сидеть здесь в тоске, не зная, как жить дальше?..
— А подумай-ка… От сотворения мира зло покушается на добро. Обрати внимание: для того чтобы победить, злу необходимо искоренить добро под корень, а это, надо сказать, позиция очень слабая и проигрышная…
— У добра еще слабее и проигрышней… — печально отозвался Саня.
— Не скажи! Добро не нуждается в уничтожении зла, оно, видишь ли, вообще не совместимо с уничтожением. Это ведь только нынче додумались, что добро должно быть с кулаками…
— А вы разве не согласны? — удивилась Юля.
— Да какое же это добро, ежели оно с кулаками? — пожал плечами Аристотель. — И почему бы уж тогда не с пулеметом? Вот, допустим, взять бы да и уничтожить просто-напросто всех злых, нехороших людей… Добро бы восторжествовало?
— Разве их уничтожишь? — вздохнула Юля.
— Восторжествовало бы или нет, я вас спрашиваю?!
— Теоретически… — ответила Юля.