Белая лошадь – горе не мое

Они тогда в старом доме жили, в деревянном, трехэтажном. Саня стоял на крыше, а внутри него колотилось и бухало сердце. Не от страха — он знал, что полетит. Уж тут-то придется случиться упрямому, спрятавшемуся чуду, разве может оно допустить, чтоб человек, который в него верит и давно ждет, разбился! Он полетит, полетит… Над двором, над старым тополем! Над тополем — обязательно. Саня из окна на него глядел, когда уроки делал, а на ветках суетились птицы, будто дразнили. Прыгают, прыгают, а потом вспорхнут и полетят… Потом надо подняться выше, чтоб всю улицу с высоты увидеть, он любил свою улицу, зеленую, тополиную, только разбежаться надо обязательно против ветра — он за птицами подглядел…

— Ну? — напряженно спросил Адыев, потому что Саня замолчал.

— Все… — развел руками Саня. — Отец шел из школы и увидел меня. Чердак после этого заколотили наглухо, а пожарной лестницы у нас не было.

— А потом? С другого дома?!

Саня усмехнулся:

— Пока собирался — вырос…

— Быстрей надо было собираться, — разочарованно буркнул Васильев.

— Вот сам бы взял да прыгнул! — накинулись на него девочки. — А Сан Сенича нечего подучивать! Ой, Сан Сенич, хорошо, что Сень Саныч вовремя пришел, а то бы вы убились!

— А может, и полетел бы… — задумчиво сказал Лешка.

Юля же осторожно, так, чтобы никто не увидел, показала Сане кулак, что означало: я тебе полетаю!

И вдруг совсем рядом снова треснула ветка…

— Точно, кто-то там есть… — прошептал Адыев. — Вов!

— Пошли, — кивнул Васильев, стряхивая с плеча Рыжего.

— Ой, мальчики, не ходите!

— Тихо, спугнете! — зашипел Васильев.

Кукарека тоже поднялся, а вслед за ним и остальные мальчишки. Но только они шагнули от костра, в лесу, во тьме, кто-то побежал, шурша листьями.

— Стой! — завопил Васильев. — Держи! — и все понеслись следом.

Саня вскочил, настороженно слушая, как ученики яростно гонятся за кем-то по темному лесу. Догнали, произошла свалка, и того, кто убегал, потащили к палаткам. Пойманный упирался изо всех сил, старался вырваться.

— Еще и кусается, гад! — возмутился Васильев, и к костру был выволочен растерзанный, взъерошенный второгодник Вахрушев. Он угрюмо сверкал желтыми глазами.

— Сан Сенич, ясно теперь, кто тогда за нами следил под дождем! торжествующе крикнул Васильев.

— Отпустите его, — вмешалась Юля, — медведя, что ли, поймали?

— Митька, ты чего прячешься? — засмеялся Саня. — Медведь-шатун, садись чай пить… Дома-то потеряют…

— Не потеряют… — едва слышно ответил Вахрушев.

— А чего это ты, Хрюкало, за нами таскаешься? — недовольно спросил Васильев. — Следишь?

— Нужны вы мне!

— Ну и иди отсюда!

— Конечно! — рассердились девочки. — Приперся да еще грубит!

— А пошли вы! — сказал Хрюшкин, развернулся и снова ушел в лес.

— Митька! — позвал Саня. — Не уходи!

Но Вахрушев уже ушел, только шелестели чуть слышно его шаги во тьме.

— Катись-катись, Наф-Наф! — сердито кричал в лес Адыев.

— А ну-ка, замолчи! — сказал Саня резко, и все удивленно уставились на него: никогда он так не разговаривал.

— Вот, значит, как?! — оглядывая мальчиков и девочек, спросил Саня, и голос у него был чужой, незнакомый. — Вот вы какие! Хорошие, вам никого не надо, да?

— А зачем он нам? — единодушно зашумели мальчики и девочки. — Он не в кружке.

— Сан Сенич, он плохой, чего он к нам привязался?!

— Живо! — приказал Саня. — Идите, найдите и позовите обратно!

Но мальчики и девочки стояли, упрямились.

— Нужно нам это Хрюкало…

А Юля вдруг поднялась и пошла в лес.

— Подожди, — сказал Саня, — я с тобой пойду. — Он смотрел на Васильева: — Хрюкало, Хрюшка, Хрюк, Наф-Наф… Как еще?

— А чего? Его все так зовут!

— Я спрашиваю, как еще? Вспоминайте.

— Хрюзантема! — стали вспоминать. — Хрюкадав, Хаврон…

— Всё?

— Не, еще Хрюк-бряк!

— Хрюшкин!

— Всё теперь?

— Вроде всё…

— Так вот, — тихо сказал Саня, — если я еще раз… Если хоть один-единственный раз я еще это услышу…

И опять где-то рядом затрещало — там опять побежали прочь, дальше, дальше по темному пустому лесу.

— Видите, видите! — сердито крикнул Васильев. — Опять он подслушивал!

Саня не ответил, ушел в темноту.

— Дай руку, — сказал он Юле, — упадешь…

Они нашли второгодника Вахрушева в светлеющем березняке, он ничком лежал на сухой траве и плакал взахлеб. Юля опустилась рядом с ним на колени, погладила безутешного гордого Митьку по рыжим вихрам.

— Не плачь, рыжик, терпи… Они не злые, они просто глупые еще… Это, может, пройдет…

— Как же… — не поверил он.

— Белая лошадь — горе не мое… — сказал Саня. — Слышишь? Повторяй: «Белая лошадь — горе не мое! Уходи горе, за сине море, за темный лес, за светлый огонь, меня не тронь!»

— А чье? — затихнув, шепотом спросил Вахрушев Митька.

К костру они не вернулись. Саня собрал ветки и запалил маленький огонь рядом с затихшим Хрюшкиным. Так они и сидели втроем. Потом пришел Кукарека, хмурый, виноватый, и молча сел рядом.

А потом во тьме зашуршали листья под ногами остальных.

…— И не проси! — мотнул головой Аристотель. — Переживают они, видите ли!.. Ишь, заступник какой! Это Петухова с тобой работу провела. Думаешь, я не понимаю!..