Белая луна над синей палаткой (СИ)

Теперь же я вспоминал свою неудачу и не мог отделаться от картины - лежащие с задранными подбородками казаки железнодорожной стражи, у обоих горло перехвачено одним точным ударом, а рты, рты располосованы тою же ужасною улыбкой, что и рты двоих хунхузов, найденных в доме Кима Панчу. Фирменный знак Пака Чханъи. Значило ли это, что Пак Чханъи был тогда в том отряде? И если так - мог ли он узнать меня?

***

Дороте Браницкой я не поверил ни на грош. Не поверил ее желанию обелить свою репутацию, восстановить свое доброе имя - для таких как она, доброе имя ничего не значило, как не значила и репутация. Да и полно, в наше время репутация для женщин не значит почти ничего. Я видел, как исказилось ненавистью ее лицо, когда я расспрашивал ее о дяде, полковнике Орлове. Ей было чего бояться.

Об Орлове я знал как о твердом характером и талантливом организаторе разоружения большевистских ополченцев в начале восемнадцатого. Если бы не его отряд - “орловцы”, как называли их с гордостью и завистью, - неизвестно что сталось бы с Харбином. Сам я тогда служил в пограничной страже и в Харбине не был, но слышал об орловцах немало. Право, думал я, если бы полковника не вынудили уехать в Японию, у адмирала Колчака было бы много больше шансу для победоносного шествия на запад.

Расспрашивать Браницкую о ее дружке-полячке в первый же ее приход я не стал, но отличным образом видел, как она смотрела на его картину. “Если женщина думает в одиночестве, то она думает о злом… Будь ты проклята, С” - Анджей Гижицкий, думал я, знал, о чем писал. И беседуя с Доротой, я помимо воли искал в ее глазах змеиную вертикаль зрачка.

О Босвелле я расспрашивал ее со всем пристрастием, но Дорота Браницкая, видно, сразу поняла мое недоверие, потому что сказала - ее словам я все равно не поверю, так пусть бы я сам убедился, брюхом, что называется, в правдивости ее свидетельства. И указала тех, у кого я мог бы узнать, кто, как и зачем похитил маленького Вивиана.

“И тогда вы поймете, что в похищении может быть заинтересован сам пострадавший, - горько усмехнулась она. - Если ему нужно во что бы то ни стало что-то утаить”.

Браницкая не пришла ни на следующий день, ни через день, однако через два дня мне принесли конверт с кредитными билетами - не так уж много, но довольно, чтобы я и не думал забросить это дело. Правда, поточные дела мешали - в частности, через день после визита Браницкой хунхузами похищен был купец Севастьянов. Не могу сказать, что сразу подумал о том, как связано это с Браницкой - Севастьянов был одним из подрядчиков торгового дома Чурсина, а это само по себе фигура видная. Но тут все прошло хорошо - выкуп назначили посильный и барышня Лизавета Порфирьевна, дочь купца, вполне спокойно могла ожидать батюшку в целости и сохранности.

Что ж, в том, что ее словам я не поверю, госпожа Браницкая была права. И очень любезно было с ее стороны так положиться на мои скромные способности, тем более что мои интересы в этом деле не во всем могли совпадать с интересами мисс Дороти Браницки. В частности то, что ее теперешний дружок-бандит был связан со Старым маршалом, могло означать и то, что все сделанное - происки японской разведки, у которой Босвелл вполне мог стоять на пути. Однако в дела политики я, скромный частный сыщик, лезть ни в коем случае не собирался.

Первым Браницкой указан был доктор Карл Клингер, который в последний год был домашним врачом Босвелла, а через месяц после похищения маленького Вивиана собирался отъехать за океан. Услышав фамилию Клингера, я мысленно кивнул - этого служителя медицины я знал, пусть и не лично. Нет, он вовсе не был из тех эскулапов, кто пользует истеричных дам или исправляет мелкие женские ошибки, или же пичкает патентованными средствами страдающих разлитием желчи нервных господ. Врач он был дельный, и некоторые весьма уважаемые жители Харбина были обязаны ему здоровьем, а то и жизнью. Однако отличался он помимо того нескромностью в размерах гонораров, пристрастием к дурманящим средствиям, и не ограничивался опиумом, но предпочитал наилучшей очистки медицинский морфин. Видимо, это пристрастие и стало причиной задержки доктора в Харбине.

Далее шел молодой светский хлыщ по фамилии Мартинс, человечек без роду-племени, как написали бы, верно, старинные писатели, “рыцарь из-под темной звезды”. Но он был на виду, и его я оставил на закуску.

Клингером же и обоими Гижицкими я решил заняться сразу, не дожидаясь второго визита Браницкой. И пришлось мне немало побегать и порыть носом, повстречаться с некоторыми людьми, из тех, что с нашим братом сыщиком не особенно желают знаться. Особенно бывшие офицеры, которых много жило в районе Пристани; занимались эти господа кто чем, половина пошла в извозчики или шоферила вроде покойника Сиенкова, часть перебивалась случайными заработками, торговлишкой и часть, наконец, жила подачками и тем, что зарабатывали их верные и несчастные подруги.