Белая магия любви

Она обыскала комнату в поисках каких-нибудь воспоминаний о нем. В одной из широких щелей в каменной кладке дымохода она обнаружила трубку – старую, дурно пахнущую штуку с почти прокушенным мундштуком. Она смеялась и плакала над ним, ласково прикасаясь к нему, корча гримасу от его действительно ужасного запаха, но все равно любя его. Она разорвала старую газету и тщательно завернула трубку, чтобы, по возможности, заглушить этот запах.

Она села на один из грубых, неудобных стульев и принялась переживать каждый момент своего знакомства с ним, вспоминать все, что он говорил, делал и смотрел, все его маленькие особенности жестов и акцента; анализировать его очарование ею, почему она любила его – тысячу и одну причину в дополнение к настоящей причине, которая, конечно, заключалась в том, что он был Чангом, самым большим, самым прямым и честным человеком, которого она когда-либо знала, даже не настолько застенчивым, чтобы быть скромным. Луна пересекла окно в крыше; комната погрузилась в полумрак; луна снова появилась в западном окне, высоко в стене. Ей снились все новые и новые сны, которыми она заполняла большую часть своих бодрствований, когда оставалась одна. Когда она вспомнила, чтобы посмотреть на часы, было пять минут четвертого!

Она вскочила, вынула из-за пазухи записку и просунула ее на три четверти в щель между дверью шкафа и рамой, как раз над замком. Получит ли он ее этим утром? Или пройдет несколько дней, прежде чем он приедет сюда?

– Я буду приходить к водопаду в течении двух ночей, – сказала она. – Тогда, если он не придет, я попробую найти другой способ.

Когда она добралась до вершины Красного холма, был уже день, хотя солнце еще не поднялось над горизонтом. Она кружила, пока не оказалась напротив главного входа, но хорошо скрытая. Она так часто спускалась пораньше, что знала, как расходятся слуги. Как только первые лучи солнца осветили самую верхнюю из остроконечных крыш, Том, сторож в помещении, появился у главного входа. Сигнализация была отключена. Она повернула на запад и через густой кустарник, который мог скрыть ее от любого случайного наблюдателя из окон, добралась до веранды – незапертого окна серой гостиной. Ее сердце замерло, когда она поднимала это окно. Когда не раздалось ни звука, ни звона колокольчиков, она глубоко вздохнула, слабо шагнула внутрь, опустила и заперла окно. Остальная часть пути была сравнительно свободна от опасностей.

Когда в девять часов вошла ее горничная, она крепко спала, и все следы ее похода были удалены ее собственными неприученными руками с юбки, леггинсов и туфель. Старая трубка в газетной обертке была спрятана глубоко в ящике с бельем, пахнущим нежным саше. Ящике, от которого у нее был единственный ключ.

Выбраться из дома на следующую ночь было не так-то просто.

Во второй половине дня из города приехало несколько гостей. Она была вынуждена оставаться внизу до последнего, с трудом удерживаясь от того, чтобы Джозефина Берроуз не последовала за ней в ее комнату, чтобы поболтать в течение часа или дольше. Весь вечер, пока отец задерживался в гостиной, она заставляла себя вести себя самым веселым, самым беззаботным образом. Ее нервы были на пределе, и у нее была лихорадка. Она знала, что слуги закрывают дом в безумной спешке. У нее не было времени ни переодеться, ни даже надеть туфли; оставалось только отослать горничную, накинуть длинную шаль, выключить свет и сбежать вниз. Вероятно, в постели еще никого не было, но она должна рискнуть, если кто-нибудь случайно зайдет к ней поздно вечером. Поднимая окно в серой гостиной, она с уверенностью ожидала услышать звон колоколов, быть ослепленной внезапной вспышкой света. Она не дышала, пока не опустила его.

Было уже за полночь. Она поздравила себя с тем, что назначила час ночи для встречи. У нее как раз будет время добраться до маленького водопада. Она не успела далеко уйти, как ее тапочки были в ужасном состоянии, а ноги промокли до колен.

– Волнение – единственное, что может спасти меня от холода моей жизни, – подумала она. Простуда была для нее серьезной проблемой, уродующей, отчаянно неудобной, медленно уходящей. Задолго до того, как она достигла нижнего конца озера, она почувствовала, что ее платье превратилось в грязную развалину, хотя она держала его высоко. Идя по неровной прибрежной тропинке, она время от времени поглядывала на место встречи на противоположной стороне. Луна делала все отчетливым, его там не было. Неужели ей потребовалось больше времени, чтобы прийти, чем она думала, и он ушел? Или он проигнорировал ее записку? Или он еще не получил ее?

– Не думаю, что осмелюсь прийти снова, – уныло сказала она себе. Но она знала, что так и будет.

Она пересекла ручей по камням, которые его окружали. Она добралась до того места, где могла видеть траву, вытертую его работой за мольбертом, грязь на краю озера, смятую килем ее каноэ. Она огляделась по сторонам, вглядываясь в полумрак под деревьями.

– Чанг! – Позвала она.

Она смотрела, слушала, ждала.

– Чанг! – Снова позвала она со всхлипом в голосе.