Белая магия любви

– А теперь, Беатрис, не играй со мной. Ты думаешь, у меня нет здравого смысла? Я знаю, что на самом деле ты в восторге. Похоже, у тебя предубеждение против того, чтобы делать что-либо обычным способом. Ты хочешь, чтобы я почувствовал себя неправым, чтобы получить преимущество надо мной с самого начала. Но я тебя раскусил. Так что – пошли!

Беатрис снова рассмеялась. И снова она сказала, – бедный Питер!

Под покровом ночи

Вернувшись в дом, Беатрис и Питер прошли в восточную гостиную, где сидела миссис Уизли. Ричмонд угощал чаем полдюжины ее гостей. Когда они вышли из холла, Ричмонд появился в противоположном дверном проеме бильярдной. Он окинул лицо Питера одним из своих проницательных взглядов. Как только волнения и перестройки, связанные с новоприбывшими, закончились, он отвел дочь в сторону.

– Поссорилась с Питером? – Спросил он.

Она повернула голову и крикнула, – Хэнки, подожди минутку. Вы извините его, миссис Мартини?

И когда Питер, красный и смущенный, оказался с ними у окна, она сказала, – скажи ему.

– Мы поженимся.

Ричмонд просиял и пожал ему руку.

– И поскольку мы хотим попасть в Лондон к концу сезона, – продолжал Питер, – мы хотели бы пожениться в конце следующего месяца.

– Никаких возражений, – сказал Ричмонд.

– Я не уверена, – сказала Беатрис, все это время непостижимо спокойная. – Сначала мне нужно поговорить с мамой. Нелегко собрать одежду за такое короткое время.

– Чепуха! – Воскликнул Ричмонд.

– И ты захочешь, чтобы большую часть вещей тебе прислали в Лондон, – предположил Питер.

Беатрис пожала плечами.

– Как говорит мама. – И она подошла к чайному столику, отрезала себе кусок слоеного пирога и принялась есть с большим удовольствием.

Двое мужчин стояли рядом, наблюдая за ней. Поднялась миссис Мартини, стройная и гибкая, одетая по самой строгой моде того года.

– Из-за чего у вас такой мрачный вид? – Спросила она.

Ричмонд нахмурился.

– Мрачный? – Сказал он с неприятным смешком. – Мы чувствуем что угодно, только не уныние. То есть … э—э … конечно, мои чувства несколько сбиты с толку. Я только что узнала, что Питер собирается забрать у меня Беатрис в конце следующего месяца.

Улыбка Питера в ответ на бурные поздравления миссис Мартини была болезненной и с трудом сохранялась достаточно долго, чтобы соответствовать требованиям условности.

Беатрис не выказала ни малейшего признака того, что сознает свое заточение. Насколько заметил Ричмонд, она ни разу не предприняла попытки прорваться или хотя бы исследовать пределы, отведенные ей. Если бы не недовольство, ясно читавшееся на цветущем, энергично здоровом лице Питера в течение тех четырех дней, что он провел в Ред-Хилле, Ричмонд предположил бы, что его дочь обрела рассудок, в чем он был уверен. Беатрис действительно пыталась публично относиться к Питеру как к своему жениху, но ей пришлось отказаться от этого. Ее нервы отказывались помогать ей в ее игре в лицемерие после определенного момента, и Питер стал физически отталкивающим для нее. Она не считала этот недостаток в ее безупречной позе серьезным. Она знала, что ее отец не из тех, кто ослабляет бдительность, потому что он победил. Итак, какое преимущество было бы в том, чтобы попытаться, и, вероятно, потерпеть неудачу, устранить его последнее подозрение?

Не выдав себя, она тщательно изучила все размеры и границы своей тюрьмы. Она находила их повсюду, достойные мельчайшей изобретательности своего отца. Под его предлогом тревоги по поводу чудаков и похитителей за ней тщательно шпионили, и шпионы не подозревали, чем они на самом деле занимаются. Днем там были личные охранники, чтобы сообщить ему, если она попытается связаться с Роджером лично или через сообщение. Ночью внутри был сторож, снаружи – трое патрульных, а система охранной сигнализации не позволяла никому ни выйти, ни войти, не заливая светом весь дом и не поднимая звон колоколов с чердаков в подвалы.

Внешне, она была свободна, как воздух, свободна бродить где угодно в бескрайней пустыне, окружающей сады, террасы и лужайки, посреди которых возвышался большой замок. На самом деле она не могла и шагу ступить в тайне. И, чтобы предупредить Роджера, она должна встретиться с ним лицом к лицу без ведома отца. Ибо, если ее отец намеревался сохранить верность своему решению, было бы глупо давать ему повод думать, что он все равно поступит хорошо, если погубит Роджера; и если он не намерен соблюдать соглашение, по которому она вернулась и приняла Питера, было бы безумием провоцировать его немедленно напасть на Роджера. Она должна тайно встретиться с Роджером.

Но как?

Если есть шанс, то он должен быть под покровом ночи, когда она, по крайней мере, свободна от слежки человеческих глаз. Как она могла выйти из дома незамеченной и вернуться в него незамеченной? И если она могла совершить этот почти невозможный подвиг, как организовать встречу с Роджером, когда она не могла общаться с ним, когда она даже не знала, где он живет?