Белая нить

Вопль Эсфирь прокатился по округе и разве что луну с небесных цепей не сорвал. Пошатнул так уж точно.

Вот дуреха! И чего она разоралась? Привлечет ведь внимание стражей — и пиши пропало.

Щеки Олеандра горели, обожжённые хлеставшим в лицо ветром. Он оглядывал тропинки, усыпанные иголками. Шнырял глазами то влево, то вправо, силясь углядеть белоснежные крылья. Без толку! Кроме островков травы, окроплённых угольной слизью, взор ни во что не утыкался.

— Хин? Опять? — Олеандр дёрнул щекой, щурясь и пытаясь различить во тьме очертания беглянки.

Ряды стволов утекали за спину. Он уже решил сойти с тропы. Но раньше, чем до этого дошло, узрел вдалеке зеленоватый дымок, расстилавшийся по воздуху тягучими волнами и облаками.

Что это? Чары дриад? Странно. Присутствия собратьев рядом не чувствовалось. Но кто-то же призвал колдовство, так? Ежели сотворили его не ныне, ему давно следовало бы испариться.

И все же зелень застоялась. Почему?

Чем ближе Олеандр подступал к дыму, тем более маслянистым ощущался воздух, предвещая скорую встречу с хином.

Как там его нарекла Эсфирь? Господин тень в костяном наморднике?

Вот только его мне не хватает для полного счастья, — подумал Олеандр и потянул рога на себя.

— Ты что-то слышишь, Аби? — шепотом спросил он и оправил перекрутившуюся накидку.

Элафия, зелен лист, не ответил. Лишь тряхнул ветвистыми рогами, откликаясь на зов хозяина.

— Оставайся здесь, ладно?

Олеандр спрыгнул на землю и похлопал Абутилона по спине.

Неожиданно приятель вздрогнул. Боднул его в плечо, отталкивая к дереву, а сам отскочил от пролетевшего мимо клубка чернильной темноты. Олеандр больно ударился о ствол, вскинул голову и тут же выкрикнул:

— Слева!

И Абутилон заплясал на тропе, уворачиваясь от смоляных шаров и вздымая тучи иссохших листьев. Бутоны на его рогах распустились, оголяя тычинки. Он повёл мордой, сбрасывая с цветов дурманящую пыльцу и сдувая ее к кустарнику, дымившемуся и увенчанному изогнутыми рогами.

Из тьмы листвы послышалось угрожающее рычание, какому обычно сопутствует шарканье лапой. Смоляная конечность уперлась в дерево рядом, крючковатые когти с хрустом врезались в кору.

Олеандр подобрал накидку. Выхватил из ножен саблю. Хин вытянулся в рост. Вытекавшая из его костяной пасти слизь марала листья, оседала на них тяжелыми каплями.

— В маскировке ты не шибко преуспел, — выдал Олеандр. — Я в жизни не видывал кустов с рогами.

Выдал и пожалел. Стрелял хин лучше, чем маскировался. Угольный шар колдовства просвистел над плечом, а в голове Олеандра промелькнула мысль о повторении уже пережитой истории. Он не растерялся. Ушел в сторону, спасаясь от второго удара. И тут же Абутилон оттолкнулся от земли. Бросился к хину в длиннющем невообразимом прыжке.

— Аби, нет! — Олеандр воззвал к чарам, но запоздало.

Приземлился элафия, окутанный тьмой. Копыта его заплелись, бутоны на рогах сомкнули лепестки. Он врезался в дерево, споткнулся и повалился на бок.

Ярость забурлила в Олеандре безудержным пламенем. Клинок в руке почернел, заключился в кокон изо льда.

Олеандр бросился в бой, как озверелый хищник, орудуя саблей и нанося удар за ударом. Алые глаза хина, которые так и хотелось выкорчевать, теперь блестели очень близко, сверкали огненными звездами. Где-то в глубине души, в самых потаенных ее уголках Олеандр сознавал, что одержим. Но — Боги милостивые! — столь же сладок был тот гнев, сколь и горек.

И удаль, охватившая сознание, подстегивала Олеандра с каждым уклонением в повороте, с каждым росчерком лезвия.

Хин кружился в бешеном танце. Уворачивался, следил за полоской клинка. В один миг он ушел от лезвия, в другой Олеандр опутал его копыта ветвями. И зверь, запнувшись, упал и вонзился когтями в почву.

Олеандр застыл, вращая рукоять сабли вокруг тыльной стороны кисти и снова сжимая в ладони. Ведомые чарами, пара ветвей спустились к нему, подхватили, вознося над повитой сорняками тушей. Он стащил накидку через голову. Отшвырнул. Перекинул ноги через сук и повис вниз головой.

Сквозь череду кровожадных мыслей, жалящих ум, прорвался шелест шагов, а следом голос. Кажется, сюда кто-то шёл. Кажется, этот кто-то кричал, велел не отнимать у хина жизнь.

Еще чего! Острие сабли нацелилось на хина. Настал миг расплаты за прегрешения.

— Да погоди ты! — в который раз донесся до слуха вопль. — Прекрати! Ты что делать удумала?

— Убивать, — отозвался Олеандр.

Взмах ноги — и тело, совершив сальто, понеслось вниз. Ледяное лезвие хищно сверкнуло во тьме. Оно почти вонзилось в чадящую плоть, как на его пути вырос сверкающий серебром булыжник.

— Что за?.. Откуда?..

Олеандр рухнул на камень и сразу же скатился с него. Ударился еще раз, теперь уже о землю — булыжник, оказывается, висел в воздухе, прикрывая хина. По телу расползлась клокочущая дрожь. Клинок вывалился из занемевших рук. И внутри будто солнце взошло, светом истины озарившее разум.