Белая. Разговор через стенку больничной палаты

Я все лежал, как сломанный Буратино. Я правда чувствовал себя деревянным, и вроде бы даже у меня отрастал нос, пока я слушал все эти звуки за стеной. Нос врастал в пол, протыкая страницу, на которой было написано: «Где зрители? Где артисты? Где жизнь? Где театр? Где правда? Где ложь? Все перемешалось, все на распутье меж игрой в жизнь и самой жизнью».

Дочитав страницу, я перевернул ее, она оборвалась, за ней оказалась совсем не следующая, но мне было все равно. Я прочитал и ее.

Так я лежал довольно долго, прочитывая страницу за страницей книги, которую хотел уничтожить. У меня было ощущение, что эту историю рассказывает мне человек с плохой памятью. Вот он вспомнил, с чего все начиналось, рассказал. Забыл, что дальше. Тут же вспомнил, чем все закончилось, рассказал. Забыл. И так далее. Я читал и старался не думать. Старался подавить в себе какое-то горестное ощущение, которое не понимал. Тянущее чувство, будто я все еще падаю и не знаю, куда приземлюсь. Или нет, не так. Как будто я упал в кучу навоза. Хотя… Наверное, и не так. Наверное, вот так: падаю не я. Падает кто-то другой, а я… я толкаю.

Толкаю… Я принялся читать с остервенением. Почему-то казалось, что если я прочитаю все эти страницы вот так, вразброс, – все наладится. Я не крикну: «Ненавижу!», я не упаду, ключ не повернется в замке соседней двери.

Строчки бегут перед газами, я пытаюсь превратиться в этого Акима, спасающего девушку от гибели. Но мне удается только слышать эхом отзвуки торопливых шагов, молчаливую суету, скрип пружин кровати, звук ключа. Звук ключа меня добивает особенно, не знаю – почему. Мой буратинский нос уже врос в пол, и теперь я не смогу встать. Мне плохо.

– Дылда, – услышал я свой собственный голос.

– Дылда.

– Дылда.

Там тишина. Новая догадка гирей придавила меня к полу: она закричала как раз в тот момент, когда сестра начала открывать мою дверь. Она испугалась за меня. Она спасла меня от белой сестры с уколом.

– Дылда.

Молчание.

23

– Сядь.

– Я не буду.

– Садись!

– Нет.

– Да что ж такое! Еще один на мою голову. Марианна!

Вбежала моя сестра, глянула на меня, потом на ту, злую. Хотела уйти, видно. Двинулась было из палаты, но остановилась. Передумала.

– Идите, Нина Петровна. Я разберусь.

Эта, белая и злая, вышла. Марианна осталась.

– Это ненадолго.

– Я никогда не сяду.

– Нужно, Антон. Чтобы доехать до кабинета.

– Не поеду в кабинет, и все.

– Покатаешься на специальном лифте.

Надо же, разговорилась. Когда надо заставить меня сесть в коляску – сразу болтливая стала. Подкатила ее к кровати. Так к тебе подводят новую собаку знакомиться, когда ты еще любишь старую. «Вот, посмотри, какой у нас щеночек».

Коляска смотрела на меня своими большими колесами.

– Не сяду, – отвел я взгляд от нее.

– Придется, и лучше сделай это, пока я здесь, – шепотом добавила Марианна, махнув головой в сторону раскрытой двери. – Моя смена заканчивается, но если ты сядешь сейчас, повезу тебя я. А если нет – придет Нина Петровна.

Ну и что? Не заставит же она меня силой. Хотя… Я вспомнил ее плотно сжатые губы. И халат на ней, кажется, белее, чем у Марианны. Я глянул на нее исподлобья, она улыбнулась:

– Только в кабинет и обратно.

– А нельзя принести кабинет сюда? – спросил я, глядя исподлобья изо всех сил. Пусть знает, что меня не проймешь. Но она снова улыбнулась:

– Нет, нельзя.

– Тогда вы расскажите за это, что вы там высматриваете в кустах, – неожиданно для себя заявил я. Ну вот, из-за какой-то чепухи, которую она мне сейчас брякнет, придется садиться в коляску. Вот дурак.

– Договорились. Если хочешь, я даже покажу, что я там высматриваю.

С помощью Марианны я уселся в кресло. Ничего особенного. Как на стул сел. Я еще вспомнил, что инвалидам накрывают ноги одеялом. Интересно, зачем? Хотя нет, не интересно. Не хочу знать.

– Так что? – спросил я. Марианна взялась за ручки кресла и покатила его.

Надо признать, мне даже понравилось. А кому не понравится кататься? Это как аттракцион. Меня вкатили в большой лифт, Марианна нажала кнопку, и у меня захватило дух, как это бывает в лифтах. Приятно.

В кабинете я вставал на какие-то приспособления. Мне говорили что делать, и я делал. Упражнения для ноги. Если я смогу бегать благодаря им, то я готов делать их постоянно. Но постоянно не надо, сказали. Пока только раз в день по полчаса.

Марианна вывезла меня в коридор. Все-таки странное ощущение, когда ты не управляешь собой.

– А трава – зеленая? – спросил я. Глупый, конечно, вопрос.

– Зеленая, – как ни в чем не бывало, ответила она за моей спиной. – Посмотришь?

– Нет. – А сам уже пялился в коридорное окно.

– Поехали, посмотрим траву, – сказала Марианна и развернула коляску.

– А если там… – начал я, но осекся.

– Тот мальчик? Просто не обращай на него внимания.

Легко сказать. Увидев меня в коляске, он удостоверится в том, что я инвалид. Ну и ладно. Наверное, я не был уверен, что ну и ладно.

Мы добрались до изгороди. Трава зеленая, изгородь тоже. Меня это почему-то успокоило. Если бы трава пожелтела и падал снег, я бы расстроился. Это значило бы, что я лежу тут очень долго. Как Дылда.