Белая роза, Черный лес

Интересно, летчики, которые сбрасывают бомбы… понимают ли они, что делают, кого убивают? Можно ли назвать их убийцами, как считает большинство прячущихся в бомбоубежище? Или же вопрос об ответственности за военные преступления решается исключительно победителями? Большая часть преступлений этой войны останется безнаказанной. Победивших будут восхвалять как героев, а их деяния назовут подвигами. Ведь по всему миру улицы, площади, вокзалы носят имена тех, кого вполне можно заклеймить как военных преступников.

Только поздней ночью люди стали выходить из убежища. Город изменился до неузнаваемости. Говорили, что такой страшной бомбежки Штутгарт еще не видывал. Чтобы собрать и пересчитать убитых, понадобится не один день. Горожане призраками бродили по темным улицам – среди развалин и трупов тех, кому повезло меньше. Завывание сирен прекратилось, его сменили стоны и плач.

Глава 12

После ухода Франки Джон большую часть времени сидел у окна. Думал о Пенелопе. Сейчас она переживает не за него, ее писем ждет другой мужчина. Джон представил, как человек в летной форме подносит к лицу конверт, вдыхает нежный аромат ее духов, – он и сам так раньше делал. После того последнего письма – уж его-то она точно не душила – Джон почти не вспоминал о бывшей жене. А теперь вспомнил, как они вместе над чем-то смеялись, как он ею гордился и как они занимались любовью. Горечь ушла, нужно будет повидаться с ней, сказать, что она поступила правильно. Когда-то счастье Пенелопы было для него важней всего на свете; хорошо бы, ее новый муж думал так же. Злиться на нее незачем. Он сам виноват, слишком часто его не было рядом. Джон знал: попрощаться по-доброму они не смогут. Вероятно, увидятся на каком-нибудь официальном приеме, обменяются взглядами с разных концов зала. А может, все-таки поговорят и пожелают друг другу счастья. Приятно на это надеяться.

Однако о чем бы он ни думал, мысли возвращались к Франке. Тщетно пытался он о ней не вспоминать; лицо девушки словно навсегда запечатлелось перед его мысленным взором. Было бы проще относиться к ней, как к завербованному агенту… но утром, проснувшись в холодном доме, он резко ощутил ее отсутствие.

Джон встал, заставил себя дойти до кухни. Его одолевали странные чувства – несомненно, результат долгого затворничества. Он и вправду не встречал таких женщин, как Франка. Расположение к ней – вполне естественно, она спасла ему жизнь. Честная, отважная и красивая девушка. И нечего винить себя за ненужные мысли, которые никак не получается прогнать. Не нарочно же он так хорошо помнит каждую черточку в ее лице.

Джон позавтракал сушеными фруктами, черствым хлебом, повидлом и отправился в гостиную. Его книга лежала на столике у камина, который еще нужно было разжечь. Он прикинул количество дров: хватит дня на три, а затем Франке придется их добывать. Неприятно, конечно, что девушке приходится этим заниматься, но она не жаловалась. Она вообще никогда не жаловалась. Несколько минут Джон потратил на разведение огня, а потом сел в кресло и перевел дух. Жаль, что он не в состоянии помогать по дому. От него больше хлопот, чем помощи.

Франке он свою волю не навязывал, сама захотела пойти. И была еще благодарна: она внесет вклад в борьбу с режимом, уничтожившим и ее семью, и любимую страну. Тогда откуда ощущение вины? Почему у него такое чувство, будто он послал ее прямо волку в пасть? Джон не сомневался, что она справится. В конце концов, нужно только подойти к человеку и сказать ему несколько слов.

Время шло к полудню. Джон так и сидел у огня, не раскрывая книгу. Снаружи светило солнце и звенела капель – началась оттепель. Он дотянулся до приемника, включил, поймал какую-то передачу. Судя по изысканному британскому акценту – диктор Би-би-си. У Джона были знакомые англичане; мало кто так разговаривал. Передавали сообщение о городах, накануне подвергшихся бомбардировкам. При слове «Штутгарт» у Джона внутри похолодело.

«Вчера эскадрилья британских бомбардировщиков произвела налет на важный промышленный центр – Штутгарт. Такой массированной бомбардировке город еще не подвергался».

Гамбург и Кельн пострадали гораздо сильнее, но бомбардировку Штутгарта расценивали как более важное достижение. Сколько же там погибло? Выходит, он отправил Франку прямо на растерзание коалиции. Джона одолевали самые страшные мысли. Диктор равнодушно произносил фразы, каждая из которых отдавалась болью в его душе.

– Это же война, черт побери, – пробормотал Джон. – Она знала, на что идет.

Минуты тянулись, словно недели. Около пяти начало темнеть – и вдруг раздался звук отворяемой двери. Джон слышал, как Франка поставила лыжи. Он молчал. Наконец она появилась – с забинтованной головой. Бросила сумку на пол и, с трудом переставляя ноги, вошла в гостиную.

Джон подавил радостный порыв.

– Видели его? – спросил он.