Белая тигрица

— А может, я и есть Энди Йорк? — спросил я обреченно, потому что отступать как будто было некуда, — тебе это не приходило в голову?

— Ты не Энди Йорк, — сказал он, оборачиваясь, — и я в этом совершенно уверен.

— Почему же? — удивился я.

— Во-первых, — он усмехнулся, — потому что ты не умеешь петь, а во-вторых… ну, какая тебе разница? Был бы ты Энди Йорк, я бы тебя на порог не пустил. Но ты, к счастью, не имеешь ничего общего с этим иноземным выскочкой.

Пропасть выросла до гигантских размеров.

— Да что ты о нем знаешь? — спросил я мрачно.

Ольвин пожал плечом.

— То же, что и все.

Спорить было бесполезно, тем более, что он был прав. В свое оправдание я мог сказать только, что таланту позволено больше, чем простому смертному, но этого тоже еще никто не доказал. Да и сам я все-таки сбежал от такой жизни, и ничего мне уже не надо: ни власти, ни богатства, ни славы, ни всех сопутствующих удовольствий. Это всё иллюзии. А вот шрам на лице — это реальность, его не сотрешь. Он жжет. Он напоминает, что ты всего-навсего слуга.

Я бессознательно дотронулся до своей левой щеки и понял, что ненависть моя никуда не делась. Она со мной. Навсегда.

— Ну а если я все-таки Энди Йорк? — усмехнулся я, — я ведь тоже из Озерии, я скрываюсь, со мной красивая девушка, и я, в конце концов, тоже пишу песни. Всё сходится.

— Не всё, — улыбнулся Ольвин, — успокойся.

— Ты… в этом уверен?

— У меня есть на то причины. Но это мои личные с ним счеты, и никого больше не касаются.

— У тебя? С Энди Йорком?! — земля стала тихо уходить из-под ног, — что он тебе сделал, Ольвин?!

Если б речь шла не обо мне самом, а о ком-то другом, я бы, наверно, пошел и убил бы этого типа, я убил бы на месте даже того, кто повысил бы на него голос!

— Он негодяй и развратник, — спокойно сказал Ольвин, — вот что только я могу тебе сообщить. Но ты не волнуйся, я с ним сам как-нибудь разберусь.

Я лихорадочно вспоминал, где судьба умудрилась столкнуть нас раньше, но такого быть просто не могло! Я бы его запомнил! Или он что-то путал, или я сошел с ума…

На прощанье Даная улыбнулась нам и помахала рукой, я мысленно поцеловал ее в губы, и это как-то примирило меня с окружающей действительностью. Ольвин шел не оборачиваясь.

************************************************************

****************************

Изольда вязала. Из всех помещений она предпочитала кухню и даже вязать приходила именно туда, поближе к своим кастрюлям. Горел камин, тускло отсвечивали дверцы буфета и развешанные на стене сковородки. Я сел ближе к огню, прямо на пол.

— Что случилось, детка? Тебя кто-нибудь обидел?

— С чего ты взяла?

— Показалось… В желтой кастрюле вишневый компот.

— Компот! Котлеты, жареная рыба… носки, варежки!

— Что с тобой, Мартин?

— Не верю…

— Чему не веришь? Что случилось?

— Это всё не твое.

Я думал, она не поймет, но она помрачнела и отложила вязание в корзину с клубками.

— А что мое?

— Да весь мир твой! Ходить босиком, купаться в море, лазить по ущельям, любить, мечтать… ну какая ты домохозяйка? Посмотри на свои глаза: ты же дикая. Дикая кошка.

— Да, я знаю… — неожиданно согласилась она, — я сама это чувствую. Всё время тянет куда-то, хоть кричи. И сны снятся то про лес, то про горы. Это, наверно, от матери. Она была, как ты говоришь, дикая… ты знаешь, если верить в то, что у каждого свое предназначение, то я, наверно, родилась для другой жизни. Потому и мучаюсь… да нет, всё это чушь! Я такая же как все, просто старая дева. Мне бы кучу ребятишек, я бы утирала им носы и ни о чем уже не думала… у тебя рукав порвался, снимай, я зашью.

— Ну вот, теперь рукав…

— Нолли не сердится, что ты подолгу сидишь со мной?

— Мы друг другу доверяем.

— Это замечательно. Такая любовь, как у вас, редко встречается, я вам даже завидую.

— А ты никогда никого не любила?

— Я, как и все девушки королевства, была влюблена в Эриха Второго. Но это было так давно!

— Я его видел только на портрете.

— Он был прекрасен. Говорят, Эрих Третий тоже очень красив, но не похож на него ни капли… Впрочем, все это было несерьезно. Один раз я влюбилась в священника. Он все время прятал от меня глаза, наверно, я ему тоже нравилась. А потом мы уехали в другой город. А еще мне нравился один аптекарь, но он был женат, у него было четверо детей…

Мы говорили долго, пока не пришел Ольвин. Когда он заглянул, Изольда смутилась, наверно, потому что я сидел у нее в ногах, да еще и без рубашки. Раньше с ней такого не было.

Он только улыбнулся.

— Я помешал?

— Нет, — сказал я, но он уже понял, что здесь немного лишний.

— Ладно… ты зайди ко мне потом, хорошо?

— Конечно.

Изольда откусила нитку и протянула мне рубашку.

— На. Иди к нему, наверно, что-то случилось.

— Ты думаешь?

— Я чувствую.

Я поднялся к нему в комнату.

— Представляешь, — сказал Ольвин, недоуменно пожимая плечами, — у меня пропала книга! Ума не приложу, куда она делась…

— Ох, уж эта мне твоя тактичность, — вздохнул я, — скажи уж прямо, что у тебя ее украли.

— Этого не может быть.

— Ты и вправду святой.

— Дело не в этом. Просто кроме меня ее прочесть никто не сможет.

— Зачем читать? Все равно она стоит немалых денег.