Белая тигрица

— Кто тебя ударил?

— Так… Один гнусный тип.

— Больно?

— Дело не в этом…

Она наклонилась и коснулась губами моей перекошенной щеки. Сердце заныло и заметалось, словно не знало, куда ему спрятаться.

— Это всё пройдет, — говорила она тихо, целуя мое лицо, я закрыл глаза и боялся пошевелиться, — мальчик мой, все заживет и забудется, и всё будет очень хорошо…

Губы наши неминуемо встретились, и это было так пронзительно и сильно и так непохоже на обычную нежность, что мы испугались. Она первая опомнилась и закрыла лицо руками.

— Мартин, что мы делаем?! О, Господи!

— Изольда…

— Ну, ладно, я! Одинокая старая дева! Мне Бог простит… Но ты — то?

— Изольда…

— О, Боже… хорошо, что брат не видел…

Ольвин появился как раз вовремя. С охапкой хвороста.

— Где тебя носит? — проворчал я.

— Тут овраг в низине, там ключи. Я набрал во флягу. Хочешь?

— Давай.

Я пил родниковую воду и не мог напиться, она ломила зубы, но остудить тот горячий ком, что подступил к горлу, не могла.

С Изольдой мы больше ни о чем не говорили, только переглядывались. В зеленых глазах у нее была тоска и до боли знакомое пронзительное одиночество. Как у моей белой тигрицы.

Вернулись уже на закате, усталые и молчаливые. Ужинать не стали, а сразу разбрелись по комнатам. Нолли была в новом платье. Я что-то сказал о модном фасоне и завалился спать.

Мне снилась белая тигрица. Она ждала меня, она яростно рычала на весь лес, прыгала с камня на камень, разрывала лапами опавшую листву. Она была прекрасна.

Я проснулся, в комнате по прежнему пахло смолой и хвоей. Сон прошел, но зов остался. Нолли сидела рядом, обняв колени.

— Ты никогда никого не любил, кроме своей тигрицы, — сказала она каким-то безразличным тоном, и я понял, что разговаривал во сне, а может даже, кричал.

— Иди сюда.

— Пусти!.. Ты вчера уснул, и я не успела тебя обрадовать, что король в Тарлероле.

— Что?!

— И мой муж, разумеется, тоже. И мой отец. Они все о чем-то договариваются.

Она встала и медленно начала одеваться.

— Ты куда, Нолли?

— К белошвейке. У меня износилось все белье.

— Тебя проводить?

— Не надо.

Я даже обрадовался, что она ушла. Я понял, что мне нужно вернуться в лес. Меня звали. Во мне надрывался голос белой тигрицы.

Изольда как всегда была на кухне. В белом переднике, волосы заколоты, с половником в руках.

— Мартин, ты знаешь, что Эрих Третий в городе?

— Ну и черт с ним.

Мы сходились все ближе и ближе, пока она не уронила свой половник. Я прижимал ее к себе крепко и никуда уже не хотел, и ничего не хотел, только обнимать эту тростинку и целовать ее дрожащие губы.

— Ну что ты делаешь! — сказала она, вырываясь и снова направляясь к столу.

Я шел за ней следом.

— Никого же нет.

— Ну, как ты не понимаешь! — она вспыхнула, — я так не могу… Нолли же мне как сестра. Да что я…

— Но я не люблю Нолли. Я люблю тебя.

— Ты с ума сошел? Она твоя жена.

— Кто тебе сказал?

— Что?! — Изольда возмущенно распахнула и без того огромные глаза, — что я слышу, Мартин? Ты увез девушку от родителей и не женился на ней? Кто ты после этого? Как же ты мог?

— У нее есть муж, — сказал я, теряя терпение, я был готов ей все рассказать, лишь бы она не смотрела на меня с таким презрением.

Изольда как-то сразу сникла и отвернулась.

— Всё равно это ничего не меняет. Она же тебя любит.

— А ты?

— А я просто старая одинокая женщина, вот и всё. А ты дразнишь меня…

— Ну что ты говоришь! — я повернул ее к себе, чтоб заглянуть ей в лицо, но она всё время отворачивалась, — скажи, скажи прямо, разве ты не поняла тогда, что мы созданы друг для друга?

— Поняла, — вздохнула она, — я это еще раньше поняла. Только не нужно ничего этого. Ничего у нас не получится.

Послышался скрип двери и легкие шаги Нолли.

— Ну, хочешь, я скажу ей? — спросил я.

— Ну, как ты можешь!

Когда Нолли заглянула на кухню, мы уже стояли в разных углах. Она была хорошенькая, голубоглазая, с золотыми локонами и белой бархатной кожей. Но самое ужасное, что она ни в чем не была виновата, а виноват был только подлый Энди Йорк, который сбежал с ней просто назло одному гнусному типу, который ударил его плеткой по лицу.

— Изольда, дай мне коня, — сказал я, глядя в пол, — мне нужно в лес.

— Коней нет, — ответила она, тоже не поворачиваясь, — Ольвин забрал обоих.

*********************************************************

*******************************

Я пошел пешком, впрочем, это было и лучше, потому что мне предстояло лазить по пещерам, а такого роскошного коня было страшно оставлять надолго одного.

К полудню я подошел к Сонному озеру, в те места, где встречался с моей тигрицей. Только тогда была осень, опавшая листва, серое небо, талый снег… и была она.

— Ты мне все перепутала, — говорил я ей, погружая пальцы в белую шкуру, — я уже не знаю, чего я хочу! Я люблю тебя… Но я же не могу жить с тобой в лесу! Я поэт, я музыкант, мне нужна публика, люди… много людей! Понимаешь?

И я видел в ее зеленых глазах пронзительное одиночество, которое выворачивало душу наизнанку