— Нет, — она покачала головой, — я думала про белый особняк над прудом. И умирать мне совсем не хотелось.
— Я как чувствовал!
— Может, ты и правда меня любишь?
— Если б я тебя не любил, меня бы здесь уже не было.
— Поцелуй меня. Только недолго, а то войдет кто-нибудь.
Мы целовались как воришки, вздрагивая от каждого шороха. Потом я зашел к себе и полез под кровать за своей сумкой. Нолли была внизу в гостиной, и это было кстати, я не хотел, чтоб она видела, как я отсыпаю в свой кошелек кучу золотых дорлинов.
Кошелек получился слишком тяжелый и толстый. Я долго думал, куда его положить, и сунул в карман своей теплой куртки, которую давно уже не носил и не собирался. В кармане лежали какие-то бумажки, свернутые в четыре раза несколько листов. Я подумал, что это забытая недописанная песня, но это оказалось что-то совсем другое.
У меня в руках были листы из древнехарейского трактата. Я узнал эти закорючки сразу, хоть и не понимал в них ни слова. Мне стало совсем не по себе от такой находки.
— Что это? — спросил я Нолли, когда она вошла.
— Не знаю, — сказала она удивленно.
— Это листы из книги Ольвина. Как они попали в мой карман?
— Тебе лучше знать.
Я и так понимал, что Нолли не имела к этому ни малейшего отношения. Так же как и я. И Изольда. Тогда кто же?!
— Может быть, ты нашла их где-нибудь и положила мне в карман?
— С какой стати?
— Не знаю… но должно же быть хоть какое-то объяснение!
Ольвин отмывал на кухне пол и кипятил чайник.
— Хочешь, кое-что покажу? — спросил я невесело.
Он положил тряпку в ведро и вытер руки.
— Ну? Что там у тебя?
Я протянул ему свою находку.
— Узнаешь?
Ольвин тихо свистнул.
— Да это никак остатки моей книжки?
— Посмотри, кто-то вырвал эти листы и прячет их в моей куртке. Наверно, здесь написано что-то важное.
— Здесь написано про Долину Двух лун, — сказал он со странным спокойствием, — это как раз то, что мне было нужно.
— И не только тебе, как выяснилось!
— Да, непонятно…
— Послушай, чтобы вырвать то, что нужно, надо сначала прочесть. Кто-то владеет древнехарейским не хуже тебя. И книгу он выкрал не ради денег, а ради ее содержания. Мне эта история все меньше нравится, Ольвин.
— Не горячись. Мне кажется, все гораздо проще, чем ты воображаешь. Чай будешь?
— Какой там чай!
— Я тебе все-таки налью…
Я уже достаточно накрутился в дворцовых интригах и нутром чувствовал здесь какую-то подлость. Не горячиться я не мог, мне хотелось схватить Ольвина за плечи и трясти, пока в его спокойных и насмешливых глазах не загорится тревога. Впрочем, уже тогда изменить ничего было нельзя.
Мы начали с того, что внимательно прочитали вырванные листы. Там говорилось, что в долине с непонятной периодичностью появляется вторая луна. Это богиня сновидений Куркутта. Раньше в этой долине жили белые тигры, но она забрала их к себе на небо. Дальше подробно описывалось, как найти храм Куркутты. Сделать это можно было только в ночь двоелуния.
— Я хотел отвезти туда Изольду, — сказал Ольвин, — может, вторая луна помогла бы ее вылечить?
— Ты понимаешь, что кому-то тоже захотелось попасть в храм Куркутты? Нужно обязательно понять, зачем. Подумай, Ольвин, напряги свою память!
Он молчал и водил чайной ложкой по скатерти. Мне показалось, что он просто не хочет мне об этом говорить.
— А может, дело не в храме? — спросил я, теряя терпение, — а в том, что валяется там на земле рядом с храмом?
— Что? — он сразу встрепенулся и уставился на меня.
— Ты когда-нибудь слышал про такие маленькие хрустальные шарики? Бросаешь его в бокал с вином, и вино превращается в красную пену. Это очень приятно, даже слишком…
— Это удовольствие для аристократов.
— Да, но в Долине Двух лун это удовольствие валяется под ногами.
— Ты говоришь так уверенно, как будто сам это видел.
Отступать уже не хотелось. Я ответил, четко выговаривая каждое слово и глядя ему прямо в глаза.
— Да. Я сам это видел.
Дождь снова царапал по стеклу, трещали дрова в камине, а в остальном было тихо как на краю вселенной. И так же неуютно. Я сказал слишком много.
Ольвин уже через силу выдавил из себя улыбку.
— Мартин, если не секрет, как ты туда попал?
— Другим путем.
— Это… она тебя провела?
Он говорил, конечно, о белой тигрице. Он знал ее и очень хорошо! Вот теперь у него появилась тревога в глазах! Теперь, когда речь зашла о ней.
— Она там живет, — сказал я, — это земля ее предков.
— А ты тут при чем?
— Я любил ее, — признался я с неожиданной для себя самого легкостью, — может, и сейчас люблю… Но ты, по-моему, тоже?
Ольвин усмехнулся.
— Не волнуйся, я тебе не соперник. Я даже рад, что ты ее любишь. Сейчас так много желающих распороть ей живот!
— Она правда растерзала вашу мать?
— Да, но я ее ни в чем не виню. Она заступилась за меня. Мать била меня палкой. Думала, что никто не увидит… Она повалила ее на землю и перекусила горло.
— Теперь понятно, почему ты ее так выгораживаешь.
— Понятно?
Он тоже сказал слишком много. Мы смотрели друг на друга как заговорщики.
— Ну и родители тебе достались, Ольвин!
— Да, Бог с ними. У меня есть сестра, которая меня любит и которая…
— Что?
— Послушай, а если это она?
— Что она?