По всей гостиной — на диване, на тумбочках, на буфете — лежали вязаные салфеточки. А на стенах висели картины: ангелочки над влюбленной парочкой, ангелочки над детской колыбелькой и просто ангелочки. Под столом спал кот с розовой ленточкой на шее. На камине, раскинув крылья, стоял огромный деревянный орел, перед ним выстроились по росту семь белых слоников, а по бокам высились узкие вазы из цветного стекла с букетами высушенной травы, похожей на страусиные перья. Угол возле окна занимал огромный фикус, а на окне висела клетка с канарейкой.
— Чего же мы ждем? Прошу к столу! — закричал герр Кебке, похлопывая по жилетному карману с новыми часами.
Гостя посадили во главе стола. Слева от него села Адель, справа — фрау Кебке, а на другом конце стола — герр Кебке.
После первого обмена любезностями Домет встал и, одернув пиджак, торжественно попросил у родителей руки их дочери.
Адель зарделась и бросилась в объятия матери. Фрау Кебке не могла сдержать слез. Герр Кебке прочистил нос, потом — горло и сказал:
— Герр Домет, вы забираете у нас единственную дочь, но я надеюсь, что в вашем лице мы обретем сына.
Фрау Кебке зарыдала в голос и хотела поцеловать будущего зятя, но дотянулась только до его плеча и поцеловала пиджак.
Герр Кебке быстро наполнил рюмки и предложил тост за молодых. Домет только пригубил эрзац-шнапс, а невеста с матерью пили вишневую наливку. Герр Кебке залпом выпил первую рюмку, налил вторую и поднял тост за кайзера.
— А вы знаете, герр Кебке, — сказал Домет, — я видел самого кайзера.
За столом наступила благоговейная тишина, и Домет рассказал о визите кайзера в Иерусалим. Потом оказалось, что будущий муж Адели и герр Кебке были союзниками на фронтах Первой мировой войны. Выпили и за это.
К тому времени, когда фрау Кебке внесла блюдо с индейкой странного вида, мужчины сидели на диване и громко распевали бравые солдатские песни. Потом герр Кебке вытащил нечто похожее на сигару, закурил и гордо сказал:
— Гавана!
Но от «гавани» пошла такая вонь, что фрау Кебке возмущенно замахала руками и выгнала мужа из гостиной.
Пока мужа не было, фрау Кебке отвела Домета в спальню и рассказала, какую перину, какие подушки, сколько салфеточек, сколько покрывал и сколько серебряных ложечек Адель получит в приданое. О деньгах разговора не было, но Домет был уверен, что для единственной дочки папаша Кебке не поскупится. Поэтому он был несколько удивлен, когда ему пришлось заплатить и за свадебный туалет Адели, и за свадебный обед да еще нанять извозчика, чтобы отвезти все семейство в церковь и обратно.
В первую брачную ночь оказалось, что в постели девицам из солдатских борделей Бейрута и Константинополя есть чему поучиться у молодой жены Домета.
Но самый неприятный сюрприз ожидал Домета наутро, когда на его деловой вопрос о денежной части приданого фрау Кебке, покраснев до ушей, начала смущенно мямлить:
— Дело в том, дорогой зять…
— Денег нет, — отрубил герр Кебке, — и тупо посмотрел на Домета.
— Но вы же — строительный подрядчик! — Домет все еще не верил, что его обвели вокруг пальца.
— Я разорился. — Герр Кебке потянулся за стоявшей в буфете бутылкой шнапса, но жена ударила его по руке.
Тут из соседней комнаты впорхнула Адель и прижалась к Домету.
— Что за важность, Азиз! Какое значение имени папины деньги! У нас есть свои. Верно?
— В самом деле, — обратился герр Кебке к Домету. — Вы же человек состоятельный.
— Зато уж перину с подушками вы получите на всю жизнь, — попыталась разрядить обстановку фрау Кебке. — И шесть серебряных ложечек.
— Как шесть? — возмутилась Адель. — Ты же говорила, дюжину!
— Трудные времена, — прошептала фрау Кебке, прикладывая к глазам носовой платочек. — Осталось только шесть.
Позже, пересчитав тайком от жены наличные деньги, Домет понял, что их и на месяц жизни в Берлине не хватит. Последняя надежда — Гепхард. Тот задолжал ему за две пьесы.
У входа в театр Домет встретил заплаканную Эдит Визе.
— Что случилось? — спросил он, отгоняя дурное предчувствие.
Фрейлейн Визе схватила его за руку.
— Какой негодяй! — произнесла она, четко выговаривая каждое слово. — Ну, какой негодяй!
— Кто негодяй?
Фрейлейн Визе отпустила руку Домета и недоверчиво спросила:
— Разве вы ничего не знаете?
— Нет.
— Гепхард сбежал.
— Как сбежал?
— Очень просто: продал весь реквизит, прикарманил наши деньги и сбежал. Говорят, в Америку.
— А как же театр?
— А он и театр продал. Может, вы проводите меня домой, и мы выпьем настоящего кофе? — игриво спросила она Домета.
— Очень сожалею, но меня ждет жена.
— Ах, вы женаты… — разочарованно протянула фрейлейн Визе.
— Как раз вчера женился.
— Ну что ж, тогда прощайте.
Вскоре супруги Домет уехали в Палестину.
5
В Хайфе молодожены поселились на склоне горы Кармель, в верхней части квартала Вади-Ниснас, где жили в основном арабы-христиане. Азиз и Адель сняли небольшой домик из двух комнат по соседству с семьей Домета. К этому времени Салим вернулся из Египта, а Амин — из Ливана.