Белая ворона

— А доктор Урбах?

— Вот еще, буду я с евреем разговаривать!

— Он же у тебя роды принимал!

— Подумаешь! Это же — его работа. Он за это деньги получает.

— Ну, и дрянь же ты! Все деньгами меряешь!

— Сам ты — дрянь. На папочкины денежки кто позарился?

— Да вы же меня просто надули!

— Ага, значит, я права, значит, ты не на мне женился, а на деньгах, и еще меня дрянью обзываешь! Постой, куда ты? Азиз! Куда ты? Опять к своим евреям? Только с ними все время и проводишь. Все разговоры только о них. Думаешь, тебе от них какая-нибудь польза будет? Черта с два! И не смей хлопать дверью!

Домет пошел к матери, перебирая в голове одни и те же мысли.

«И это — семейная жизнь? Господи, как надоело все время слышать ее крики! Как хочется тишины! Как хочется быть одному!»

— Опять поругались? — с порога спросила мать, взглянув на сына.

Домет опустил голову.

Они сели за стол и начали есть.

— Чего она теперь от тебя хочет?

— Хорошей жизни. Ходить в гости, в рестораны.

— Слава Богу, что соседи ее не слышат.

— Но Адель тоже можно понять. Целый день одна с ребенком, поговорить не с кем. Она же не понимает ни слова по-арабски.

— Могла бы и выучить. А если не выучила, пусть с тобой говорит. Ты — ее муж.

— Со мной она уже наговорилась. Теперь хочет с другими. С тобой, вот. Ты же — ее свекровь.

— Мальчик мой, я уже в том возрасте, когда и учиться бесполезно, и волноваться вредно. Ты же знаешь, что у меня на примете была для тебя другая невеста. И красивая, и хорошо воспитанная, и богатая. Зачем тебе понадобилась немка?

— Ну, мама, что плохого в том, что Адель — немка?

— Плохого, может, и нет, но ты не хуже меня знаешь, что она — чужая.

— А что ты сказала бы, женись я на еврейке?

— Хоть на еврейке, хоть на немке — никакой разницы нет: жениться нужно на своих.

— Может, ты и права.

— А твоя невеста еще не замужем, — оживилась мать. — Поговорить с ней?

— Это еще зачем?

— Затем, что с чужими счастью не бывать. Попомни мои слова. Конечно, Адель родила мне внучку. А лучше бы внука.

— Может, она еще родит тебе и внука.

— А ты этого хочешь?

Домет молчал.

— Что ж ты молчишь, мой мальчик?

— Не хочу врать.

— Мне?

— Себе. Если бы не ребенок, я давно от нее ушел бы.

Мать опустила глаза.

— Как обед?

— Очень вкусно. Как всегда.

Когда Домет вернулся домой, Адель еще не спала.

— Будешь есть?

— Нет.

— Мамаша уже успела накормить?

— Не трогай мою мать.

— А с чего это она меня так возненавидела? Что я ей плохого сделала? Мои родители приняли тебя как сына.

— Чтобы облапошить.

Адель зарыдала.

В постели Домет как бы невзначай прикоснулся к плечу Адели. Плечо дрогнуло. Он прижался к ней. Она застыла. Потом резко повернулась к нему. Он целовал ее заплаканные глаза, а она лихорадочно нашептывала ему на ухо бессвязные слова, прерываемые всхлипами и вскриками. Ночью Адель была лучше, чем днем.

Адель уже заснула, а Домету опять начали лезть в голову всякие мысли. Главным образом — о деньгах.

«Полтора фунта за квартиру… Зеленщик подождет, ничего с ним не случится. За перепечатку рукописи еще не заплатил, а это важнее зеленщика. Новое платье для Адели… Откуда я возьму ей денег на новое платье? Как меня надула ее семейка! Неужели евреи могли бы меня так обмануть? Никогда! Евреи — народ Библии. Господи, как все повторяется. Евреи снова совершают Исход, только не из Египта, а из Европы. Снова идут на Землю обетованную, где им уже ни с кем не придется воевать. А я, слава Всевышнему, живу в это время. Не говоря уже о том, что возвращение евреев на Святую землю ~ это исполнение библейских пророчеств. Я хочу писать о евреях и арабах, перековавших мечи на орала».

x x x

Меир Хартинер с Дометом сидели на лавочке в Бахайских садах.

— Случилось это ровно два года назад, — вздохнул Хартинер, — когда убили Трумпельдора.

— Кого? — переспросил Домет.

— Трумпельдора. Разве вы о нем не слышали? — удивился Хартинер.

— Нет.

— Да что вы! Впрочем, вы же тогда были за границей. Если бы вы только знали, Азиз, что это был за человек!

И Хартинер подробно рассказал Домету об одноруком герое русско-японской войны, который погиб, защищая от арабов еврейское поселение Тель-Хай.

По странному стечению обстоятельств не прошло и нескольких дней, как Домет увидел в «Палестайн пост» заметку под названием «Скандал с памятником Трумпельдору». Тут же была помещена фотография памятника и написано, что скульптор Гордон, новый репатриант из Америки, выставил в Тель-Авиве макет памятника: бюст Трумпельдора в окружении льва, орла и двух детей. «Публике этот макет очень понравился, — писал автор заметки, — но, поскольку не нашлось ни одной общественной организации, готовой взять на себя расходы по установке памятника, разгневанный скульптор разбил макет и отбыл обратно в Америку».

Домет долго всматривался в строгое и скорбное лицо Трумпельдора, в котором в самом деле было что-то если не от льва, то уж точно от орла. Понятно, зачем скульптор добавил детей: они придут на смену Трумпельдору. И хорошо, что он изобразил его в военной форме.