Бельгийский лабиринт

Будет ли всему этому конец? Нет. И это плохо? Нет. Покуда фламандцы и валлоны живут подле друг друга, они должны договариваться. Если даже они создадут два отдельных государства, они все равно останутся соседями. И хотя все эти склоки ужасно надоели, а хромая конструкция, снова и снова воздвигаемая и надстраиваемая, далека от элегантности, она, вопреки всем ожиданиям, бывает еще достаточно эффективной, в любом случае этот безбрежный словесный поток лучше развалин на полях гражданской войны. С тех пор как я своими глазами видел в благоустроенном хорватском городе Осиек следы от пуль в стенах жилых домов; с тех пор как я увидел деревья, растущие из барочных домов древнего Вуковара на Дунае; с тех пор как я увидел кусты, растущие там, где не осталось ни одной детской жизни, ни одной сербской деревни, — я на коленях благодарю богов за то, что мы, бельгийцы, до сих пор боялись поднимать друг на друга оружие. Потому что по-другому эта трусость называется «бельгийский здравый смысл». Или следует и его подвергнуть расщеплению?

В 1970 году пересмотр Конституции воспринимался как гигантский шаг вперед, решительный отход от старой, унитарной Бельгии. Премьер Гастон Эйскенс полагал, что проблема в общем решена, осталось уточнить лишь несколько деталей. «Решительный отход»? Тут он бесспорно был прав. Но проблема вовсе не была решена, напротив.

Учитывая дальнейшие шаги, которые казались совершенно необходимыми при каждом последующем изменении и которые нужно было осуществлять на минном поле бельгийской политики, это движение было весьма затрудненным, осмотрительным, замедленным. Этим объясняется тот факт, что в период между 1979 и 1981 годами сменилось четыре правительства. У всех была одна цель — реформировать бельгийское государство.

В результате реформы бельгийского государства 1980 года сложилась его структура, действующая и поныне, четверть века спустя. Были упразднены советы по культуре. Сформированы провинции и коммуны. Там, где их не удавалось разделить, они были поглощены «бельгийским лабиринтом».

Провинции привязаны к земле. Валлония настаивала на их создании. Валлоны увязли в трудных экономических проблемах из-за закрытия угольных шахт и упадка сталелитейной индустрии. Они хотели взять в свои руки управление экономикой, чтобы выкарабкаться из ямы. Провинции руководят экономикой, территориальным планированием, жилищным строительством, общественными работами, организацией дорожного движения и тому подобными вещами.

Коммуны привязаны к человеку. Они руководят просвещением, культурой, здравоохранением и тому подобным. Добивались этого прежде всего фламандцы. Им пришлось побороться за признание своего языка и культуры, а в двуязычном Брюсселе нидерландскоязычное меньшинство до сих пор нуждается в защите.

Чтобы еще больше запутать дело, обе группировки выбрали асимметричную госструктуру. Франкоязычная Бельгия выстроилась иначе, чем нидерландскоязычная. Существует регион Валлония и наряду с ним Французское сообщество Бельгии. Весной 2011 года оно сменило название на «Федерацию Валлония — Брюссель». У обоих субъектов есть собственные парламент и правительство. Парламент федерации состоит из 94 членов, парламент региона — из 75. Федерация не уполномочена решать дела немецкоязычного населения, но по провинциальным проблемам они подпадают под юрисдикцию провинции Валлония.

Провинция Фландрия и Фламандское сообщество слиты друг с другом. Существуют один общий парламент и одно правительство для провинции и сообщества. Шестеро из 124 членов фламандского парламента напрямую избираются по желанию любым брюссельцем, для этого даже не нужно быть фламандцем. Почему такое слияние? По оптимистическим оценкам, в Брюсселе живут максимум 3% фламандцев.

Тем не менее Брюссель — столица Фламандского сообщества. И это правильно. В течение более девятисот лет Брюссель был городом либо исключительно нидерландскоязычным, либо с преобладанием нидерландскоязычного большинства. С тем бóльшим основанием это относится к 18 коммунам, образующим вместе с городом Брюссель Столичную провинцию.