Бельгийский лабиринт

Во-вторых, имеются данные, что с самого начала от ответственности пытались уберечь фламандский национализм. Фламандские националисты из ФНС использовали оккупацию, чтобы угнездиться во многих руководящих органах. Они безоговорочно приняли национал-социалистскую риторику. После войны новые власти, которые перед войной рассматривали ФНС как жестокого конкурента, теперь увидели шанс отобрать у соперников их гражданские и политические права на всю жизнь. Это было по душе в первую очередь пробельгийским католикам. С другой стороны, нельзя было исключить, что некоторые социалисты и либералы предпримут попытку воспользоваться чисткой и лишить избирательных прав часть католиков. Так разборки с коллаборационистами стали предметом мелочной партийной политики, хотя первоначально их смысл был совсем не в этом.

В-третьих, массы произвольно интернированных оказались в особенно бесправном положении, потому что бельгийская юстиция, прежде всего военно-полевые суды, оказалась выбитой из колеи десятками тысяч случаев и внутри нее воцарился хаос.

В-четвертых, в первые месяцы после освобождения планка наказаний стояла неумолимо высоко, но затем она начала снижаться. За сопоставимые провинности в начальный период выносили смертный приговор, а несколькими месяцами позже давали пожизненное заключение. Следствием суровых приговоров начального периода было то, что с 1946 года осужденных зачастую амнистировали или реабилитировали и досрочно выпускали на свободу.

В-пятых, мера наказания сильно различалась от суда к суду. Язык тут ни при чем. К примеру, различия между фламандскими судами бросаются в глаза и связаны с плохой или, скажем так, совершенно отсутствующей координацией. Это болезнь, которой бельгийская юстиция страдает до сих пор. Например, в деле о наркотиках один прокурор требует проявить терпимость, а другой настаивает на суровом наказании. В тот период и в отношении тех фактов, которые вызывали бурю эмоций, слишком важную роль в правоприменении играл прецедент.

В-шестых, некоторые из репрессированных коллаборационистов были после войны удивительно быстро реабилитированы и не одно десятилетие занимали ведущие посты в экономике и политике. А мелкие сошки, получившие по полной программе, конечно, оказались изворотливы. Так, по приказу немцев и по собственному желанию Виктор Леманс был генеральным секретарем в Министерстве экономики. Там он действовал не только в пользу немцев, но прежде всего в интересах финансов и экономики Бельгии. После освобождения он попал в тюрьму, но уже в 1949 году стал сенатором от христианских демократов. Католическая партия СВП ловко заняла территорию, которую был вынужден очистить ФНС. В 1965 году Леманс, несмотря на протесты ветеранских организаций Сопротивления, стал председателем Европейского парламента, а незадолго до смерти возглавлял банк «Сосьете женераль». Это лишь один из широко известных и даже скандальных примеров, но отнюдь не единственный.

В толковом словаре Ван Дале читаем: «Амнистия — общее освобождение от наказания, особенно за политические преступления». Синоним — всеобщее прощение. «Прощение» тот же неоценимый словарь толкует как «освобождение от правовых последствий преступления». В этом смысле я считаю амнистию вполне уместной, если не распространять ее на тяжкие преступления. Но во Фландрии амнистию часто понимают как реабилитацию, то есть восстановление доброго имени. Это справедливо только в случае судебных ошибок. Но здесь об этом обычно речи не идет, а следовательно, доброе имя не может быть восстановлено. Ни в одной стране коллаборационизм, даже допущенный по наивности, не прощается. Данное бесчестье, породила ли его политическая глупость либо сознательная человеческая низость, никакими способами нельзя реабилитировать, то есть вернуть утраченную честь. Это было бы форменным предательством по отношению к чувствам и, главное, страданиям подавляющего большинства фламандцев во время войны.

Когда Леопольд III скончался, он уже 32 года не был королем. Его сын Бодуэн занял трон в 1951 году и восседал на нем более сорока лет, управляя страной — тактично, сдержанно и благодушно, пользуясь любовью преобладающей части своих подданных. Леопольд III надолго пережил время своего правления, и причиной тому была так называемая «королевская проблема», которая будоражила Бельгию с 1945 по 1951 год и привела ее на грань гражданской войны.