Бельгийский лабиринт

Не прошло и недели после этого, как в Льеже началась всеобщая забастовка. В течение нескольких дней она распространилась на всю Валлонию, затем перекинулась в Гент, Антверпен, Брюссель, Вилфорде, Остенде, Мехелен... В местечке Грас-Бер-лер близ Гента жандармы застрелили троих рабочих. Хоронить их вышли более ста тысяч человек со всей страны. Другая часть бельгийцев выразила свое почтение королю грандиозным приношением цветов. Ступени дворца в Лакене были доверху завалены увядающими букетами.

Начиная с 31 июля забастовщики стали стягиваться к Брюсселю. Под руководством объединения социалистических профсоюзов АБВВ антилеопольдовская Бельгия организовала марш на Брюссель. Правительство отозвало из оккупированной Германии часть армейских подразделений.

Последующие дни приносили все большую и большую сумятицу. От заката солнца 30 июля до восхода солнца 1 августа кабинет министров проводит несколько совещаний, а Леопольд встречается со множеством политиков, которые ранее не были друг с другом знакомы. В результате их переговоров Леопольд со скрежетом зубовным склоняется к отставке. Его сын Бодуэн должен немедленно принести присягу, хотя официально он может занять трон только в 1951 году, по достижении совершеннолетия.

Леопольд избавляется от «королевской проблемы» как совершенно негибкая, крайне авторитарная личность, как человек, потерявший контакт с политической реальностью. Он достиг того, чего добивался, — референдума. Он вторично достиг того, чего добивался, — возвращения в Бельгию без каких-либо условий. Но он хочет идти дальше. Пока массы забастовщиков движутся на Брюссель, пока социалисты с католиками выкладывают на стол переговоров компромиссные предложения, он пытается вопреки мнению своих католических министров (кроме одного) сформировать новое правительство, состоящее из ультралеопольдистов, с авторитарной программой. И только потерпев неудачу, он уступает. Все его поведение больше похоже на манеру абсолютного, а не конституционного монарха.

Леопольд, а вместе с ним твердое ядро католической партии погрешили против фундаментальнейшего правила бельгийской политики — долевого участия. В «королевской проблеме» католики видели средство заранее или как можно дольше удержать другие слои народа от проникновения во власть и по возможности навязать свои собственные решения другим людям. Социалисты и либералы боялись, что их полностью отстранят от принятия решений, и сделали все от себя зависящее, чтобы этому помешать. Результат получился чрезвычайно бельгийским: был достигнут компромисс между католиками, социалистами и либералами.

Одиннадцатого августа 1950 года наследный принц Бодуэн присягает на Конституции, выступая преемником своего отца. Он приносит присягу на совместном заседании обеих палат парламента. Прежде чем Бодуэн произносит слова присяги, председатель Коммунистической партии Бельгии, депутат парламента Жюльен Лаó в мертвой тишине выкрикивает: «Да здравствует республика!»

Восемнадцатого августа 1950 года Лао был застрелен неизвестным в дверях своей квартиры в льежском рабочем предместье Серен. Правоохранители так и не нашли убийцу.

Через 35 лет после этих событий преступление было раскрыто историками Ван Дорсларом и Ферхойеном. В своем солидно документированном исследовании они вскрывают возмутительное сотрудничество между верхушкой католической церкви, заправилами финансов и экономики, бельгийским разведывательным управлением и контрразведкой. Эти верхи сумели воспользоваться широким пролеопольдистским движением в стране, возникшим, в свою очередь, из правого и крайне правого крыла Сопротивления. Лидеры этого крыла имели тесные связи с ближайшими советниками Леопольда III. Убийц Лао «крышевали» на самом верху, так высоко, что суд никак не мог, вернее, не хотел их найти. В исследовании неоднократно приводятся ссылки на конкретные данные. Что ж, такова Бельгия.

Оба историка разоблачили фанатичную антикоммунистическую подоплеку убийства, но при этом договорились со своими информаторами не выдавать имен преступников.

Все политики, так или иначе втянутые в «королевскую проблему», молчали до конца своей жизни. Бельгийский закон об архивах самый ретроградный в мире. Материалы остаются засекреченными в течение ста лет, и эта ситуация еще не скоро изменится.

Язык — это сам народ

Языковые границы [28]

По воскресеньям мы иногда ходим в гости к знакомым в деревушку Синт-Йорис-Верт к югу от Лёвена. Они живут по соседству с долиной Дейле и лесом Меердал. Там очень хорошо гулять. Идешь в сторону Дейле, потом проходишь несколько домов и в конце улочки видишь железную дорогу. Жители здесь говорят по-нидерландски, во всяком случае на понятном диалекте. Если идти в другую сторону, к лесу, или в обход к другой деревне, то незаметно окажешься на самой важной демаркационной линии королевства и на границе между северо-западной и южной Европой. Лесная почва пахнет здесь так же романтично, как и везде, улица сворачивает так же, как тысячи других улиц.