Белградское трио

К счастью, нам прислали нового управляющего, Владислава. Похоже, что, в отличие от Делички, он человек добрый. При первом же обходе лагеря он расспросил нас об имеющихся проблемах. Мы сказали, что мыши не дают нам спать. К тому же окна закрыты и в бараке нечем дышать. Он спросил Марию, где моются заключенные женщины. Она только пожала плечами и ответила: «В Дунае». Затем он приказал полностью открыть окна. Мария выступила против, сославшись на возможность побега. Владислав, подмигнув нам, спросил, сбежим ли мы. Я собрала всю свою храбрость и ответила ему: «Куда? В болото?» Затем управляющий распорядился раздобыть котлы и мыло. И кошек. Принести минимум десяток кошек. Уходя он сам мяукнул, как кот, и все мы засмеялись. В первый раз с тех пор, как сюда попали.

Мария Делич, которая обычно называла нас «сталинские су́чки», была изумлена его поведением – я бы даже сказала, ужаснулась. Как бы то ни было, с появлением Владислава, управляющего лагерем, у всех нас словно прибавилось сил, а я перестала думать о самоубийстве. Начала верить, что в один прекрасный день это все-таки закончится. Особенно если тот, кто найдет это письмо, попытается установить связь с лицами, которые подтвердят, что моя ссылка в «Рамское болото» совершенно ничем не обоснована и, я бы сказала, бессмысленна. Заранее спасибо ему!

Драгица Василевич,

журналист-стажер

* * *

Пятница, 24 декабря

Лоренс остался спать у меня, несмотря на тот факт, что сегодня у католиков Сочельник. Не знаю, как это истолковать. Предполагаю, что жена ждала его на ужин и ему будет трудно объяснить, где и как он провел ночь.

Между нами с самого начала действует молчаливый договор, что речь идет только о сексе, а не о каких-то более глубоких чувствах. Он даже как-то сказал: «Мы используем друг друга как секиры, которыми порубим тех, кого действительно любим». Я не могу освободиться от страшного чувства вины. Опять начала плакать. Сказала, как мне страшно, что в этот момент я даже не знаю где мой Бора. Что не могу даже написать ему письмо.

На это он ответил: «Женщина всегда пишет самые прекрасные любовные письма мужчине, которого предает». Разумеется, меня это еще больше опечалило. В конце концов я поняла, что я плохой человек, кто-то, кого отравил ад. Он к этому добавил слова философа Демонакса: «Никто не хочет быть плохим». Что мне с этого философа?! Спасет ли он меня от чувства, что я предатель любви?

На заре он просил мою фотографию. Это было странно – учитывая тот факт, что в наши отношения мы чувства не пускали. Фотографию он выбрал одну, совсем маленькую, как для паспорта. Это было еще страннее: на той фотографии я выгляжу совершенно равнодушной к миру вокруг себя. Может, он меня так и видит?

* * *

МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СОДРУЖЕСТВА НАЦИЙ

Лондон, SW1A 2AH

Государственному секретарю по иностранным делам

Эрнесту Бевину

Белград, 4 января 1949

Дорогой Эрнест,

Уверен, ты подумаешь, что я одержим господином Дарреллом, но дела развиваются в весьма удивительном направлении и начинают в некотором смысле касаться и тебя лично, так что я счел нужным сообщить тебе о действиях, которые этот человек предпринимает.

Здешний маршал Броз по случаю празднования Нового года (у коммунистов Рождества не существует, и они отмечают Новый год как большой праздник, а вместо Божич-Баты ввели новую личность – Деда Мороза) устроил для членов дипломатического корпуса большой прием у себя в Белом дворце (от дворцов и остальных удобств периода монархии они не отказываются!). С нашей стороны присутствовали я, первый поверенный в делах Альберт Чемберс, военный атташе майор Стюарт Мензис и атташе по печати Лоренс Даррелл.

Во время приема Даррелл подошел к генералу Константину Коче Поповичу, военному командиру дивизии и нынешнему начальнику генштаба армии Тито. Я не присутствовал при их задушевном разговоре, но господин Чемберс был поблизости и слышал главные части их дружеской(!) болтовни. Оказалось, что они познакомились друг с другом еще до начала войны, в Париже. Даррелл сказал, что уважает его как выдающегося дадаиста и участника Испанской гражданской войны, и упомянул названия кафе, в которых они несколько раз сидели вместе.