Беляево появляется и в мире приговской графики. У Пригова есть явные отсылки к микрорайонной, изготовленной заводским способом архитектуре; прямоугольную геометрию этих жилых домов, словно нарисованных по линейке, он часто использует как фон в целых графических сериях. Рассматривая изображенные в них истории, невозможно понять, происходит их действие в одной и той же квартире или квартиры разные, но очень похожие друг на друга. И в этих квартирах снова и снова появляются объекты с символическим значением – фантастические чудовища. Точно так же и в приговских текстах реальность постоянно переплетается с вымыслом. В его стихах возможен знаменитый битцевский маньяк, с балкона на улице Волгина может открываться вид на Гималаи, а на самой улице время от времени появляется лев. Зачем художнику нужны эти и прочие дополнительные элементы, почему он старается добавить к образу микрорайона новые, вымышленные черты? Марк Липовецкий, который занимается исследованием приговских текстов уже много лет, считает, что таким образом Пригов получал возможность создавать новую мифологию этой местности: «Москва и Беляево – для Пригова это были взаимосвязанные мифологемы. Москва, с одной стороны, и Беляево, с другой, – как его локус. Он мыслил Беляево именно как свою территорию. Это входит в логику: есть мифология Москвы, которая существовала до него, и он ее переосмысливает. а мифология Беляева до него не существовала – и он ее создает. То есть работа с мифологией Москвы связана скорее с его ранним периодом, когда он работал с существующими мифологиями, а работа с Беляевом характерна для его более позднего периода, когда он сам порождает, производит мифологии» [9] .
В этой стратегии действительно была своя логика: только что построенное Беляево должно было казаться местом чужим и холодным. Это был совершенно новый тип архитектуры: огромное пустое пространство, в котором тогда еще не было никакой зелени и которое заполняли только абстрактные формы безликих строений, пока еще непривычных ни для Пригова, ни для кого-либо из его современников. Чтобы стать более комфортным, микрорайон срочно нуждался в поддержке художников; хотя эти пространства отчасти заполнялись политическими смыслами, определенная идентичность у них отсутствовала. Пригов как художник приручал и апроприировал чужое пространство, ставшее местом его обитания, – именно это и стало его главным приоритетом.
По мнению Липовецкого, самым радикальным (а в контексте присвоения и одомашнивания – наиболее важным) художественным жестом Пригова стал проект «Обращения к гражданам». Он относится к 1987 году, и из-за него Пригов даже ненадолго угодил в психушку. Сотни обращений – коротких текстов, адресованных безвестным соседям Пригова, – были отпечатаны им на машинке на небольших листках бумаги. Некоторые «обращения» Пригов раздавал людям на улице, но большую часть расклеил по району – на стенах и деревьях. Липовецкий считает, что Беляево стало для Пригова холстом в буквальном смысле этого слова: «Для Пригова, который, конечно, всегда мыслил пространственно, как художник, Беляево буквально становится частью его текста, он вписывает свой текст в Беляево, он включает его в Беляево, включает в пейзажи. Эта вовлеченность пространства в его собственный текст мне кажется крайне интересной!»
Что же составляло непосредственное содержание этих обращений? На что обращал внимание своих соседей Пригов? Таких обращений были сотни – и все они были очень разными: некоторые представляли собой краткие философские сентенции, некоторые – риторические вопросы. Здесь находилось место и для тривиальных размышлений о повседневной жизни, и для настоящей задумчивости. а иногда в них содержались отсылки к тому самому месту, где эти обращения размещались, – к архитектуре, пустотности, тишине, зелени…Граждане!