Белладонна

Мы прошли внутрь, в маленькую прихожую. От неё отходил коридорчик, в нём было три или четыре двери – в полутьме я не разглядел. Банщик проводил нашу компанию в отсек, оставив дверь в коридор приоткрытой. Мы расселись по лавкам да диванам раздеваться.

В коридоре послышались шаги и голос. Конечно, я не ошибся с владельцем глубокого баритона, а заодно модного жигулёвского «прямотока». То был Аристарх Андреевич Берзин собственной персоной. Досадный факт, что штанов на мне – уже нет, а простыни – ещё нет, никак бы не остановил меня от выбегания в коридор и раскланивания с любимым доктором.

– Сиде-е-е-ть, бля! Ты, Выбега́лло забега́лло! – рявкнул в левое ухо Джинн.

Колокольчиком зазвенел второй голос. Женский. Не успев толком подняться, я рухнул голой тощей жопой на лавку. Тембр Конфеты я бы узнал среди миллиона других. Даже во сне. Но, то был не сон.

Глава 4

Первое утро новой недели началось отвратительно. Лишь я выбрался из сумрака раздевалки и настроился на обход, как из родильного зала махнул рукой Берзин: зайди, и показал на кабинет. Я проскользнул в его каморку, он ввалился следом и – опять жестом – садись на диван.

– Я понимаю, что тебе будет неприятно это услышать, – с места в карьер ломанул Аристарх Андреевич, – но вы тут на практике. Следовательно, люди подневольные, крепостные. Должны получить зачёт по всем трём специальностям, хирургии, акушерству и терапии. Так? – Я кивнул. – Ну, про акушерство я молчу, – он заулыбался, я тоже. – И по хирургии у тебя тоже проблем быть не должно. – Я вспомнил довольного Лося с кружкой пива в молотоподобном кулачище, и опять кивнул.

– Остается терапия. А это, Миша, беда, – подвижное лицо Берзина приобрело скорбное выражение.

– П-почему? – не справившись с волнением, с трудом выдавил я. В детстве заикался, потом прошло, но иногда, вот в такие скотские моменты, возвращалось.

– Потому что там – заведующая, с которой невозможно договориться. Так что сегодня придётся тебе шагать в терапию.

Я отвернул лицо – скрыть предательски набегающие слёзы.

– На сколько?

– Мне удалось максимально снизить ущерб.

– На сколько? – повторил я.

– Четыре дня. Вечером в четверг сдаёшь дела и возвращаешься к нам.

– Я… я… там новые анализы сегодня придут. И пятерых мне осмотреть нужно, я же планировал – на понедельник!..

– Не беспокойся. Я тебя подменю, – так и сказал, «подменю». Это он – он, гений! – меня, дурака, «подменять» собрался.

Я был уничтожен. Я не представлял себе, как прожить четыре – целых четыре дня! – без роддома, без Берзина, без Громилиной, без Таловой; наконец, без моих патоложных «девулечек». С меня будто взяли – и с живого содрали кожу. В разобранном состоянии спустился в раздевалку. Долго-долго стягивал оперформу, вешал в шкафчик, бесконечно долго натягивал майку с джинсами; привередливо ровняя концы шнурков, зашнуровывал кроссовки. Уловки не помогли. Всё равно я оказался полностью одетым и зашнурованным. Пришлось отшлюзовываться на улицу.

– Перед смертью не надышишься, – обрадовал Джинни. Спасибо, друг, вот и подбодрил.

Терапия была на третьем. На вопрос постовой сестры «куда?», я, не поворачивая головы, махнул рукой, промычал «туда», и как на расстрел побрёл вглубь отделения. На двери в самом конце тёмного коридора висела стеклянная чёрная табличка с белыми буквами:

– Не «о-о», а «о-го-го»! – прорезался верный Джинни. Я улыбнулся одними уголками губ. Стукнул два раза костяшками пальцев по гулко ухнувшей пустотой внутри двери из фанеры, и, не дождавшись ответа, шагнул в неизвестность.

Сразу за едва приоткрывшейся, упёршейся во что-то дверью узкой пеналообразной на гроб похожей комнаты начинался длиннющий стол, окруженный разнокалиберными стульями. Там, где он заканчивался у дальней стены, перпендикулярно стоял другой стол. На нём была навалена куча книг, бумаг; в отвратительном беспорядке, просто в сраче, валялись ручки, старые газеты, журналы; торчали немытые кружки и липкая даже на вид сахарница. По центру в веками не прибираемый бардак врос обсопливленный потёками телефон; ведущий к его трубке шнур недобрая потусторонняя сила с ненавистью закрутила варикозными узлами. Прямо по линии моего воображаемого прицела, прячась за телефонным аппаратом, восседало похожее на старого злого хомяка существо женского пола. То и была «Кумирова О.О.» собственной персоной. Какой же страшный пиздец, рефреном ухнуло в моём бедном мозгу.

– Пароход упёрся в берег, капитан кричит «Вперёд!», как такому разъeбаю доверяют пароход?! – испуганно заверещал несчастный Джинн.

Телефон ожил. Хриплый звук звонка заметался в узком гробообразном пенале от стенки к стенке, срезонировал, давая стоячую волну с тошнотворными обертонами. Отвратительный звонохрип давил истязал мои уши, рождая ощущение физической боли. «Кумирова О.О.», сцапав трубку, низко наклонилась над столешницей, – комковатый провод не давал ей поднести трубку к уху нормальным путём.