Беллинсгаузен

Летом гардемарин отправляли на практику. Об устройстве корабля они узнавали подошвами башмаков, мозолями на ладонях, синяками на руках, ногах и спине. Собственно мачтою называлось самое нижнее, высокое, прямо стоящее на дне корабля дерево. Среднее, потоньше, именовалось стеньгою. Верхнее, на неё поставленное, — брам-стеньгою. Каждое крепилось пеньковыми просмолёнными канатами к бортам. Канаты перехватывались тонкими верёвками — вантами. Образовывалась как бы сеть, по которой матросы взбегали к реям и распускали или скатывали паруса. По вантам можно было добраться до вершины — марса, деревянного решетчатого круга, опоясанного вантами. Отсюда, с самой большой высоты, мореплаватели, увидев полоску незнакомого берега, долгожданным криком «Земля!» оповещали своих товарищей об открытии новых материков. Отсюда гардемарин, впервые попавший в плавание, как бы с высоты птичьего полёта видел Кронштадт, его каналы, форты, крепостные валы, здание родного Корпуса, стоящие на рейде и в гавани корабли.

Корпусные офицеры распределяли будущих мореплавателей по вахтам, и на положении, равном со служилыми матросами, гардемарины бросались на мачты, отдавали паруса во власть ветра, учились распознавать и выполнять команды, делать всё, что требовала матросская служба. Сначала они работали с нижними большими парусами — ундер-дейлями, затем со средними — марселями, а потом и с самыми верхними — брамселями и бом-брамселями, на головокружительной высоте стоя на раскачивающихся канатах — пертах, подвязанных под реями. Такое, понятно, давалось не сразу и требовало немало проворства и мужества.

А в свободное от вахт время собирались на каждодневные занятия, делали математические вычисления, подменяли штурманов, упражнялись в иностранных языках, в своих шканечных журналах описывали всё происходящее в днях, часах и минутах. Некоторые гардемарины, преуспевавшие в других заданиях, занимались описанием берегов, съёмкой местности, мимо которой проходили корабли.

По многу раз за плавание проводились учения: парусные, пушечные, абордажные. Гардемарины вместе с матросами, надсаживали грудь, ворочали тяжёлые орудия, шли на абордаж, яростно рубились приёмами рукопашного боя.

«Однокампанейцем», или «ратником» — так называли гардемарин в первом плавании, — Фабиан Беллинсгаузен выполнял самую простую матросскую работу: драил палубу и металлические части, откачивал воду из трюмов, помогал при парусных манёврах, учился лазать по реям. Не отставали от него и друзья. Вообще, к слову сказать, и Беллинсгаузен, и Дурасовы, и Богданович любили лихость, вкус к риску, что куёт натуру бравую, спартанскую. Быстрота без торопливости, находчивость без опрометчивости, обдуманность решений и твёрдость исполнения — таковы их правила. Они носились по фальшборту, вниз головою скользили по тросам, сигали с мачты на мачту, будто макаки. Такие проделки «барчуков» удивляли даже бывалых матросов.

По прилежанию, способностям гардемарины разделялись на «теористов» и «астрономистов». Первым приходился высший анализ, астрономия, теоретическая механика и теория кораблестроения. Вторым — только навигация и необходимые для кораблевождения сведения по морской астрономии. Лучшие из «теористов» носили в среде воспитанников почётный титул «зейман» (от немецкого «зееман») — морской человек. Из них-то и вышли знаменитые адмиралы, капитаны, кругосветные плаватели и хорошие гидрографы. Из «астрономистов» же получились заурядные служивые, а иногда, смотря по характеру и способностям, получались не только хорошие, но отличные практические моряки. Несмотря на книжную, учебную малоуспешность, практические навыки делали из юноши дельного практика-специалиста или полезного общественного деятеля.

«Зейманом» назвали Фабиана, когда он стал «двухкампанейцем». Он уже точно определял широту и долготу, следил за курсом, вычислял скорость корабля, измерял быстроту течения, иногда деликатно поправлял вахтенных мичманов.

«Двухкампанеец» Беллинсгаузен сам нёс корабельную службу, проявляя требовательность, ловкость, физическую силу, смелость и находчивость.

Гардемарины второго и третьего курсов отдавали и крепили паруса, стоя на пертах, брали рифы, карабкались по путенс-вантам, работали на марселях... Словом, они выполняли работу, которая доверялась только лучшим матросам 1-го класса.

Нельзя сказать, чтобы они сделались уже профессиональными мореходами, но к качке всё же приспособились, выучились бегать по палубе в шторм. Случалось, что и выворачивало от морской болезни, но преодолевали, переносили лишения, стиснув зубы. Раз уж назвался груздем...

9