Собрав всех, Владимир Сергеевич предложил переместиться в приотельный ресторан, чтобы позавтракать и определиться с планами на день. Компания разделилась на два стола. Бойцы Стрельникова сели отдельно и предпочли традиционные европейские завтраки. Другая часть группы заказала на свой стол «всего понемножку» из тибетской кухни. Пока Мирослав налегал на тибетские пельмени момо, поразительно напоминающие хинкали, а Роднянский ковырял рис с овощами, Стрельников объявил, что сегодня планирует решить «свои дела» в Лхасе, остальные могут заняться всем, чем вздумается. «В рамках уголовного кодекса КНР, конечно», – не удержался он от колкости, весело подмигнув Роднянскому. «Наш гид подъедет к восьми и сопроводит вас к местным достопримечательностям, маршрут на ваше усмотрение. Вечерний сбор в семь вечера под кустом. Завтра рано утром выдвигаемся в горы».
– Если не возражаете, я предпочел бы первым делом побывать в Самье, – обратился к Мирославу профессор.
Погодин не возражал. Он знал – выбору Роднянского в вопросах изучения азиатской культуры можно довериться вполне. К тому же он не сомневался, что Анатолий Степанович интересный собеседник, с которым будет о чем поговорить в дороге, – еще в юности Мирослав с большим интересом читал монографии профессора. Поэтому, оставив Алису на попечение сердобольного персонала и щедро отстегнув чаевых, он решил провести день вместе со светочем.
От Лхасы до монастыря Самье, почитаемого как одно из главных «мест силы» Тибета, предстояло проехать 137 километров. «Лэнд крузеры», на которых здесь катали туристов, по заверению гида, преодолевают этот путь за несколько часов. Профессору не терпелось добраться до святыни. «Я много лет мечтал увидеть это место – великую священную мандалу, олицетворение горы Меру», – взволнованно сказал он Мирославу, усаживаясь в салон автомобиля. Трепет Анатолия Степановича был объясним. Самье – первый буддийский монастырь Тибета, построенный более двенадцати веков назад. Считается, что его появление позволило буддизму основательно закрепиться на тибетской земле, которой до этого всецело владели демоны бон-по.
Исконная тибетская религия бон, бон-по или «черная вера» возникла раньше буддизма и вплоть до IX века была официальной в регионе. В наши дни о первозданном бон-по известно не так уж много, слишком редкие сведения и первоисточники удалось восстановить. Исконный или, как его называют, «дикий» бон с древних времен претерпел ряд трансформаций, он по-прежнему исповедуется некоторыми жителями Тибета и соседних регионов, но уже как «реформированный бон», более цивилизованный, безобидный.
Что касается дикого бона, то сохранившиеся о нем скудные сведения открывают безграничный простор для фантазий. Споры о том, был ли древний бон великим злом, ведутся по сей день. Исследователи и религиоведы расходятся во мнениях относительно ценности этого наследия, кто-то относится к нему с трепетом, присущим кладези древней мудрости, кто-то истово негодует, услышав хоть одно благосклонное слово в адрес этого верования.
Считается, что древний бон представлял собой смесь шаманизма, фетишизма и демонологии, а его жрецы являлись магами и некромантами. В их задачи входило подчинение всевозможных духов и достижение соглашений с ними. Приспешники бон верили, что духи населяют все вокруг, в особенности озера, горы, скалы, пещеры, и большая их часть относится к категории демонов, враждебных человеку, иначе говоря, демонов-людоедов, называемых здесь Ракшаса. Чтобы войти в контакт с этими сущностями и богами, жрец совершал особое действо, включающее чтение заклинаний, ритуалы, танцы и жертвоприношения – неотъемлемую часть таинства. В жертву бонцы приносили не только животных и птиц, но и людей.
Для ритуального акта бонский жрец одевал высокую черную митру, украшенную перьями павлина или петуха, или диадему из костей человеческих черепов, а в руках держал дамару, двухмембранный барабан, со стилизованными под человеческий череп секциями.
«О, вы, все духи, демоны, оборотни, привидения, злобные сущности, духи безумия и эпилепсии, мужские и женские небесные покровители, а также все другие, примите эту жертву и да будет между нами соглашение, и пусть благодать и защита исходят от этого соглашения!» – этой жертвенной молитве из поздней Ваджраяны приписывают бонское происхождение.