Белое, черное, алое

- И это женщины! Женщина должна быть мягкой, приветливой, ласковой, а не такой хабалкой, как вы. Что вы орете как резаные? На полтона ниже, самим же будет приятнее, -приговаривал Леня, насыпая себе растворимого кофе, потом сахара, наливая кипятку, и, устроившись в Ларискином кресле, стал громко прихлебывать из кружки. - Ну вот, теперь можно и о деле поговорить, - сказал он, допив до конца. - Скородумов в четвертой больнице, в кардиологии, пока в реанимации, без сознания, разговаривать с ним нельзя еще будет минимум дня три, лечащий врач Пискун. - Он достал из кармана бумажку и бросил ее мне на колени. - Тут все записано. Я в тюрьме договорился с оперативниками, в очереди ждать не надо будет. Отвезу вас в тюрьму, так уж и быть, вы идите собирайтесь, а я еще кружечку выпью.

- Лень, а ты не узнавал, у Скородумова родственники есть? - спросила я уже в дверях, выходя от Лариски.

- А где я это узнаю? В адресе прописан он один.

Только я зашла к себе в кабинет и стала складывать в папочку нужные бумажки, как в дверь постучали:

- Разрешите?

На пороге стоял представительный мужчина в рыжей замшевой куртке, с зачесанными назад густыми волосами и хозяйским выражением лица.

- Мария Сергеевна? Я двоюродный брат Олега Скородумова.

- Очень приятно, - искренне сказала я. - Вы уже, судя по всему, знаете, что он в больнице. Вас тоже к нему пока не пускают?

- А... да! Да-да, но я бы хотел забрать его вещи. У вас ведь что-то осталось?

- Проходите, пожалуйста, садитесь, - пригласила я его, испытывая облегчение от того, что смогу отдать вещи Скородумова его родственнику, и особенно бумажник, в котором неизвестно что находится.

Мужчина сел к столу и стал оглядываться.

- Вот его куртка на вешалке...

Я не успела сказать про бумажник, мужчина вскочил со стула, подбежал к вешалке и цепко схватил куртку, как будто она у него была единственной памятью о брате. Более того, он стал лихорадочно осматривать ее карманы, и у меня вдруг промелькнула мысль, что, не будь тут меня, он бы распорол подкладку.

- Как ваше имя-отчество? - окликнула я его, но он был так поглощен исследованием куртки, что мне пришлось повторить вопрос.

Однако мужчина как будто меня не слышал.

- Это все? - спросил он, не выпуская куртку из рук. Я положила на стол лист бумаги и ручку:

- Напишите мне расписку и, пожалуйста, покажите паспорт, чтобы я занесла сюда паспортные данные.

- Что? - удивленно спросил он.

- Вы извините, но такой порядок - я должна знать, что передаю вещи надлежащему лицу.

- У меня нет с собой паспорта, - после минутного замешательства сообщил мужчина, упорно не желавший назваться.

- А какого-нибудь другого документа с фотографией, хотя бы водительских прав?

-А... нет. А так вы не можете мне выдать? Я напишу расписку...

- Извините меня, пожалуйста, но я должна указать ваши данные. Вы же понимаете, вещи достаточно дорогие, я не хочу потом отвечать за них, может быть, вы съездите за паспортом, а вечером приедете?

- Как вы можете! Ведь человек может каждую минуту умереть!-в отчаянии воскликнул посетитель, прижимая к себе куртку Скородумова.

- Но ведь он еще, насколько я знаю, не умер! - возразила я, шокированная таким поведением близкого родственника. - И, полагаю, во всяком случае, не умрет от того, что его куртку вы заберете на полдня позже, приехав, как полагается, с паспортом. Да и вообще, - спохватилась я, - Олег Петрович не уполномочивал меня никому передавать его вещи.

-Но ведь он может умереть! - настаивал на своем мужчина, видимо, не зная, как еще убедить меня отдать вещи. Мне это надоело.

- Мне трудно к вам обращаться, не зная вашего имени-отчества, подчеркнуто вежливо сказала я, - но я вынуждена прервать нашу дискуссию. Я не обязана выдавать вам вещи вашего брата, даже если вы представите паспорт. Олег Петрович по выписке из больницы получит их у меня сам, и я могу заверить вас в том, что здесь они будут в целости и сохранности до его выздоровления. Повесьте, пожалуйста, куртку на место.

- Почему вы не хотите отдать мне его вещи? - скорбно сведя брови, вопросил безымянный посетитель.

Он и в третий раз не среагировал на мою просьбу назваться.

- Я вам уже объяснила. Почему я должна отдавать вам его вещи? Он пока, слава Богу, жив и, повторяю, не просил их никому отдавать. Куртку повесьте, пожалуйста.

Он продолжал стоять, вцепившись в куртку, и я стала бояться, что он сейчас откроет дверь и элементарно сбежит вместе с чужой вещью, которой я обещала обеспечить целость и сохранность. Я подошла к нему, мягко, но настойчиво высвободила куртку из его цепких пальцев, свернула ее и убрала в сейф. Даже если он напишет жалобу, какие ко мне могут быть претензии?

Он немного постоял возле вешалки, потом крутанулся на каблуках и, не прощаясь, хлопнул дверью. Я не удержалась и вышла вслед за ним в коридор; стоя возле своего кабинета, я наблюдала, как он быстрым шагом, не оглядываясь, миновал наш длинный коридор и скрылся за дверью, ведущей на лестницу.

Из Ларискиного кабинета вышел Кораблев с довольным видом, приглаживая волоски на макушке.

- Кто это был? - спросил он сытым голосом.