Белое движение. Исторические портреты. Том 2

Переговоры с сибиряками начались, правда, не без взаимной настороженности, а подчинённый Гайды чешский капитан Э. Кадлец даже «со свойственной ему прямотой заявил, что, если нужно силой оружия усмирить непокорных, то он готов немедленно двинуть свой отряд». Однако опасения, что Семёнов не проявит лояльности к утвердившемуся в Омске Временному Сибирскому Правительству, не имели серьёзных оснований. Ещё двадцатью днями ранее Атаман распустил Забайкальское Правительство; доказал свою несостоятельность и «Временный Правитель России» Хорват, небольшой отряд которого не был пропущен чехами в освобождённый уже ими Владивосток, а пребывание там самого генерала превратилось в череду унизительных для его самолюбия и престижа принятого им титула переговоров с союзниками. В ситуации, когда серьёзной представлялась лишь омская власть, Семёнов с готовностью заявил о её признании, как только выяснил стремление Временного Сибирского Правительства бескомпромиссно «продолжать борьбу с большевиками до полного их уничтожения» и ещё раз получил подтверждение своего полковничьего чина и должности начальника Отряди. Вскоре Семёнов назначается на пост командующего 5-м Приамурским армейским корпусом, куда должны были войти реорганизованные части Особого Маньчжурского Отряда и формируемая 8-я Читинская стрелковая дивизия.

«1-го сентября, - писал Атаман в приказе по Отряду, — части отряда вошли в соприкосновение с частями Временного Правительства, власть которого простирается от Урала до нас. Объявляя эту искренно радостную встречу, я убеждён, что совместной работой мы, все русские, объединимся в дружном стремлении к достижению общей цели спасения Родины».

Дело объединения, однако, шло туго. Уже прибытие в Читу передовых частей Маньчжурского Отряда, состоявшееся в первые дни сентября, вызвало глухой ропот иных горожан: «демократическая» Сибирская Армия не носила погон, заменив их нарукавными нашивками в виде щитка с замысловатыми знаками различия, - семёновцы же свои погоны, бывшие в глазах многих символом «проклятого прошлого», не снимали никогда и снимать не собирались. «Опять заблестели погоны», - ворчали «сознательные товарищи», хотя за подобные реплики можно было и угодить в контрразведку; впрочем, чуть ли не через день погоны восстановили и во всей Сибирской Армии. Хуже оказалось другое: ещё не остывшие от яростной и неравной борьбы, быть может, озлобленные против «мирного населения» за его пассивность и готовые за косой взгляд платить ударом нагайки, если не шашки, - семёновцы принесли с собой в освобождённое Забайкалье дух мести и розни, а вовсе не «объединения всех нас, русских». Рознь эта не имела классового характера - современник не без удивления замечал: «...Были случаи, когда в сёлах богатые крестьяне объявляли себя защитниками советской власти, а бедные - поддерживали атамана Семёнова», объясняя это тем, что зажиточные несли основные тяготы, связанные с постоем войск, реквизициями и проч., а бедняки могли идти к Атаману в надежде поживиться; точно так же резкий недоброжелатель, повторяя газетные крики о «порках учительниц, начальников станций и телеграфистов», признавал: «Это проделывали те же самые учителя и телеграфисты», вышедшие у Семёнова в офицеры. Причины крылись, очевидно, не в политической или социальной сфере, а в области психологии - рисковавший своей жизнью почти неизбежно разучался дорожить жизнью, безопасностью или тем более благополучием тех, кто от любого риска старался уклониться...

Интересно, что Семёнов, по-видимому, как и прежде не воспринимается широкими массами Забайкальцев «своим». Во главе Войска остаётся полковник Зимин (с которым почему-то никто не попробовал посчитаться за его по сути предательскую позицию в дни январского наступления), ещё и жаловавшийся, «что когда в Забайкалья была свергнута Советская власть, то Сибирское Правительство назначило Атамана Семёнова Командиром Корпуса Дальне-Восточных Войск[38] и подчинило ему Забайкальское Войско (на самом деле не Войско как административную единицу, а полки, состоявшие из казаков-Забайкальцев и сформированные тем же Семёновым. - А. К.), то есть выбранный Войсковой Атаман остался без реальной силы и в подчинении у Атамана Семёнова». Жалобы не соответствовали действительности, о чём говорит хотя бы тот факт, что когда Амурское и Уссурийское Казачьи Войска в октябре 1918 года избрали Григория Михайловича своим Походным Атаманом, - от земляков-Забайкальцев он такой чести не удостоился.