Белое движение. Исторические портреты. Том 2

Слухи о мнимых и сведения о подлинных нарушениях законности в Забайкалье, достигая Омска, повлекли в середине октября командировку в Читу двух уполномоченных - Е. Е. Яшнова от имени председателя совета министров и Генерального Штаба полковника А. Н. Шелавина от военного министра. «Мне часто казалось, что Семёнов жаждет дружеского внимания, между тем Семёнов изолирован, так как даже местные конституционные] демократы] держатся в стороне», - резюмировал потом Яшнов; действительно, очень похоже на правду, что Атаман ухватился за возможность ещё раз объясниться непосредственно перед представителями центральной власти, без участия многочисленных «доброжелателей». И он не ошибся: «...Более широкое знакомство с настроениями читинских общественных кругов и местными условиями, а также мои и полковника Шелавина впечатления от личных встреч и разговоров с Атаманом, убеждают меня, что в наших предположениях о якобы царящем в Забайкалье произволе власти было много преувеличенного, - писал из Читы Яшнов. - Это во-первых. Во-вторых, виновниками даже и тех правонарушений, какие в действительности имели место, видимо, приходится считать не столько самого Атамана, сколько некоторых из его подчинённых». Шелавин же в своём докладе был по- военному деловит: «В отношении поручения моего, изложенного в предписании, есть полное основание ожидать, что оно разрешится успешно и даст тот результат, который выдвинут командармом на первый план - создание правопорядка и нормальных взаимоотношений. Основанием для подобного заключения служит то, что полк[овник] Семёнов идёт навстречу установлению законного порядка, будучи готов для этого даже поступиться неотъемлемыми своими правами и интересами». Основываясь на полученной информации, а возможно - и на личном общении с Семёновым, уже сам командующий Сибирской Армией генерал П. П. Иванов-Ринов, в том же октябре проезжавший через Читу в Харбин и Приморье, тоже вынес уверенность, что есть полная возможность установить его подчинение во всех отношениях, как командира Корпуса». Впрочем, писалось это 19 ноября 1918 года, когда в далёком Омске произошли события, поставившие оптимистические выводы под сомнение и добавившие Григорию Михайловичу новой - и тоже скандальной - известности.

* * *

Речь идёт о произошедшем 18 ноября перевороте и последовавшем за ним возведении, по решению совета министров, адмирала Колчака на пост Верховного Правителя России и Верховного Главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами. В ответ на известия об этом в Омск начали поступать приветствия и сообщения о «признании» адмирала: социалистическо-либеральная Директория не пользовалась авторитетом у консервативных кругов и военных. Впрочем, «признали» всё-таки не все...

Не стоит считать Атамана Семёнова поборником права и законности, возмущённым своевольными действиями «переворотчиков». Методы их деятельности были вполне в его вкусе, да и любить Директорию ему - в глубине души монархисту или в крайнем случае стороннику военной диктатуры - было абсолютно не за что. Гнев Атамана вызвало другое: Верховным Правителем для соблюдения формальностей было назначено судебное следствие, и вот этого-то Григорий Михайлович терпеть решительно не желал, направив Колчаку возмущённую телеграмму: «Означенные русские офицеры первые со мной подняли знамя борьбы за спасение отечества и, как преданные верные сыны, покрыли свои имена славой ярых и грозных борцов с большевизмом, как походный атаман Дальне-восточных казачьих войск, протестую против насилия над лучшими сынами русского казачества и категорически требую отмены над ними суда и немедленной высылки их в моё распоряжение, их имена принадлежат суду истории, но не вашему. [В] случае неисполнения моего требования я пойду на самые крайние меры и буду считаться лично с вами».