Белое Пламя

Прислуга герцога сидела с ним за одной скамьей: рыцарь часто показывал себя добродушным к простолюдинам и любил, когда с ним делили стол конюхи, повара, стражники и другие. Все с удивлением улыбались, а служанки глядели на Амора с восхищением. Рыцаря считали очень красивым. Его прямые молочные волосы достигают пояса, как у молодой девицы, и сам он похож на девицу своим женоподобным лицом, но по поведению — тот ещё муж. Шрамы и порезы на шее и лице совсем не уродовали рыцаря. И вот с этим худощавым шатиньонцем найти общий язык было трудно.

Дэйн поприветствовал его и не стал продолжать диалог. Общение с рыцарем обычно заканчивалось непредсказуемым итогом.

Река встречала Дэйна утренним, спокойным журчанием, пока он прогуливался вдоль гравийного берега; где-то ближе к той стороне, около нескольких коряг, окунь вёл охоту, давая о себе знать резкими всплесками на водной глади.

Он провёл рукой по воде, разводя мелкие волны; холодная, за ночь остывшая. Босые ноги плавно проваливались в тёмный ил. Вчерашняя сцена в замке все еще беспокоила его, когда за дверью он услышал детский голос. Ведь не сон видел. Порой сознание, как он сам замечал, подводило его, рисуя в реальности вещи, которые глаза не согласны были принимать. Некоторые вещи нельзя объяснить.

«Почему боялся рассказать? Что ты видел?» — Он вспомнил сегодняшний голос Марии. Жена редко ему снилась, когда такое случалось, обычно он просыпался в поту.

«Мое будущее…» — услышал Дэйн свой голос.

Глава 13 (Виллен)

С трудом поднял взор и за полями увидел горизонт, разделённый тёмным пятном: Лирвалл был так близко. Виллен убрал руку Иордана с шеи и помог ему сесть на землю, чтобы поменять вчерашние, наложенные на рану, молодые побеги растений на недавно сорванные.

— Вон, деревня… Туда пойдём, до города тебе не дожить… На хрен всё… Тебе лежать надо, а не под открытым небом таскаться…

— Нет… — прокряхтел от боли в бедре Иордан, — Я должен быть на празднике среди них. Просто знаю, что должен… Все нормально, я переживу это…

Виллен тревожно поглядел на него, надеясь на здравый смысл жреца.

Подул восточный ветер, а вместе с ним заколосилась чечевица, лёгонько задевая руки Иордана; он посмотрел на свою кисть: кожа на ней была беловатой и грубой, словно всю жизнь испытывала на себе суровый северный климат, где солнце доброе лишь летом. Тело и лицо еще сохраняли бледноватую смуглость, но и она рассеется через несколько лет. В вечерних посиделках за кострами и очагами гостиниц жрец рассказывал о семи годах вдали от дома, от родных песков пустыни, от другого края света, где море всегда тёплое, спокойное, без неистовых штормов. Семь лет на новой, холодной земле преобразили тело хадрийца. Изменили ли они его внутренний мир, задумывался Виллен.

— Что ты скажешь ему? — задал вопрос Иордан.

— А?

— Человек из ордена, которого ты уже так долго хотел найти. Что ты ему скажешь, когда встретишь?

— Не знаю.

— Как так? — Иордан с трудом улыбнулся. — Слова сами придут.

Виллен повёл его в ближайшее селение, стоявшее рядом с речушкой, несмотря на просьбу хадрийца идти в город. Иордан позже остановился и уселся на землю.

— Всё, Виллен, дальше ты пойдёшь один.

— Иордан? — недоумённо поглядел он на хадрийца

— Я буду ждать тебя в городе. В лечебнице Белинды.

Он взглянул на небо, потёр ладони, и в тот же миг ботинки Виллена захлестнула вода; перед ним образовалась лужа, быстро впитываемая почвой, и хадрийца перед ним уже не было.

Через мгновение Виллен почувствовал себя опустошенным: жрец несколько месяцев был рядом, и, вот, он исчез.

Что это, телепорт? Хадриец редко рассказывал о способностях, предпочитая показывать их, и о мгновенном перемещении пару раз он молвился.

Виллен еще раз посмотрел на пятно, красовавшееся на горизонте. Город недалеко. Они еще встретятся, надеется он. Иордан успел стать хорошим другом, хотя Виллен и скрывал свою привязанность.

Он приблизился к ближайшей старой березе и, усевшись на густой дерн, прижался плечом к белому стволу. Виллену было тяжело, слишком часто его оставляли одного.

Хочется сжать веки и оказаться в другом мире; приятные сны — существуют ли они еще? Виллен не знал, ему ничего не снилось. Наверняка в сердцевине лета, в заботливых руках теплых дней сны добры и мимолетны. Узнает ли он когда-нибудь, каковы же они, спрашивает Виллен себя. Голова побаливает, ему так хочется спать, но он знает, что уже не проснется, если уснет.