Белое Пламя

— Порой я вспоминал вещи, которые никак не могли произойти со мной в детстве. Моё прошлое меняли, влезали в сознание и перекручивали там всё, забавляясь последствиями.

Риккон давно уже закрыл лицо и всхлипывал.

— Мне обидно, что я был один на этом пути. Я потерял всё. Дочь мертва… Но эта дождливая дорога ждала меня ещё тогда, когда я был мальчишкой.

Виллен поднялся и с опаской посмотрел на дальнюю стену, к которой зашагал незнакомец.

- Тьма была вначале, в ней мы блуждали, — раздался потусторонний металлический голос.

— Да, эта та строка. Но я не помню, что было дальше.

- Оставь это. Засыпай, любящий муж и заботливый отец, ты будешь созерцать их со дна Изумрудного Моря.

— Мне нужно вспомнить.

— …От распутного невежества до благого смирения,

— Вторая строка. Это было словно вчера… Стояла тёплая весна. И много счастливых лиц окружало меня.

— Горесть и печаль друг с другом разделяли.

— Третья, произнесённая им. Он нёс огонь в сердца людей. Белый Огонь. Я помню.

— Чтоб потом принять Белое Омовение.

— Последняя строка. Мне нужно было с ним заговорить. У него были ответы. Я чувствовал, что меня тянуло к нему, но я принял этот знак за обычное дуновение полуденного ветра.

— Он не помог бы тебе, никто бы не помог. Твоих товарищей только что настигла мучительная смерть, и всё из-за тебя. Почему ты тянешь время?

— Сгинь, просто сгинь.

— Пока не отдашь то, что принадлежит мне, не оставлю тебя.

— Я ничего тебе не должен.

— Уже вижу тебя в зелёных водах, мальчик.

Виллен в свои тридцать один год боролся с двумя невзгодами, терзавшими его уже долгое время. Банда изуверов, похищающая жителей Шатиньона, и существо, исполняющее желания, способное пытать разум, встречали его каждое новое лето. И это существо сейчас перед ним.

Болезненный звук, казалось, исходил из каждой щели, каждого уголка этого проклятого места. Кровь стекала у него из глаз и носа, пачкая тело. Но боли он не чувствовал. С улыбкой на устах ему захотелось прилечь на скрещённые руки и уснуть, да так быстро, да с такой лёгкой беззаботностью, с каким новорожденное дитя засыпает в первый день своего появления на свет.

С тех пор, как появился незнакомец, на его сознание шло сильное воздействие, оно успокаивало и так и уговаривало отдаться объятиям сна; Виллен не мог контролировать волю, и только сейчас его тело начало слушаться, а разум прояснился. С трудом приоткрыв окровавленные глаза, он опёрся плечом о влажную стену. Темнота давила на него и всё ещё упрашивала перестать бороться.

Он воспротивился желанию.

Направился к выходу; Виллену хотелось на прекрасную поверхность с чистым небом; услышать мелодичный голос ветра среди березовой рощи. Это было его единственным желанием. Он надеялся, что Аннет и Луиза ждут его среди берёз под яркой синевой; там, где прошли лучшие годы его жизни. Хотел оказаться дома и обо всём забыть, снова стараясь убедить себя, что это лишь страшный сон. Если и пора уходить, то это должно быть иное место, не то, до которого дотронулись окровавленные ладони, не то, где тьма была слишком долго.

Ему хотелось спать.

Глава 1 (Дэйн)

Проснувшись, Дэйн отвернулся и укрылся одеялом, спасаясь от пронзающего света из окна. Лишнего он уже поспал, нужно было торопиться, пока солнце ещё только приподнималось. Больно много людей ждало его.

Катарина — его двоюродная сестрёнка — приготовила скромный стол и, пока он не оставил её на долгое время, начала задавать вопросы.

— А в письме ещё что-нибудь было?

— Нет. Лишь к Лирам надо прибыть.

— А где оно? Думаю, прочитать смогу. — Катя улыбнулась и дотронулась до его руки. — Ты хорошо учил меня.

— Уже сжег. Такое оставлять опасно, особенно мне.

— Я и не знала, что племянница короля пропала… До Мереле, видимо, весть не доходила.

— Молчат, — сказал он, отрезая кусок мясного пирога. — Боятся расплаты, если новость окажется клеветой.

— А если она окажется таковой? — Взволнованно Катарина поглядела на него.

— Это мне предстоит выяснить.

— Буду скучать…

Она боялась потерять Дэйна, ведь он помогал ей, невзирая на тяготы и неудачи, не обращая внимания на её недостатки, он позволял Катарине жить у себя дома. Заботился и никогда не повышал на неё голос.

— Я тоже. Ну, мне пора.

— Ты с ней попрощался?

— Нет, — бросил он после паузы и вскоре отправился на второй этаж. Он не любил говорить о жене.

Мария сидела в кресле, и взгляд её был направлен к открытому окну. Могло показаться, что она наслаждается прикосновением ветра, разглядывает синеву, считает облака, ожидает дождя или мечтает о грозах, но карие глаза её уже какой год были пустыми.

Исхудавшая, бледная она напоминала скульптуру.

Слова эти он готовил давно, лишь выбирал время, когда они смогут прозвучать так, чтобы она, наконец, услышала. И тем не менее не был уверен, что произнесёт их.

— У меня сон был не так давно. Ночь была в Мереле, и кроме нас никого не было рядом; город пустовал. Шёл домой и видел, как в нашей спальне горел свет. Счастливая ты встретила меня. Радовалась, что беременна, что я радужно принял событие. И ты разговаривала. Как раньше. Тот миг был замечательным.