Белое пламя

Умен. Очень умен. До такой изощренности даже Яррену еще учиться и учиться.

Я по-новому взглянул на высшего мастера, уже совсем не выглядевшего расстроенным. Вот кто непревзойденный игрок из всех тут собравшихся. И ведь никак не докажешь нарушения закона и вмешательства вейриэнов в дела лордов.

Да еще этот темный… Теперь Таррэ не отвяжется от Наэриля. Сядет на шею, контроль будет обеспечивать.

А через лорда дома Раэн стражи Белогорья надавят на жриц и влезут в тщательно скрытые в глубинах синтские храмы, почикают змей-людоедов и отыщут мифическую Чашу Цветка, если она существует не только как название сети их храмов-борделей, точнее, ее таинственный центр.

Ловко. Мне бы так научиться манипулировать обстоятельствами в пользу дела.

Интересно, заметил ли белобрысый, что сплясал под чужую дудку?

Вряд ли — вон какой самодовольный сидит, водичку попивает. И чему радуется? Теперь от него последние горные дома отвернутся, в спину будут смеяться над ублюдком синтской храмовой проститутки.

Вот только ответит он им, точно ответит. Еще не знаю чем, но мало горам не покажется с его-то далекой от благородства душой и грязными средствами. А ведь жрицы в каждой заселенной синтами горе есть, в каждом Лепестке.

Ох и весело тут будет, даже жаль уезжать.

А вот Яррен просек, похоже, и еще неизвестно, кому подыграл, судя по его легкой понимающей улыбке, когда он смотрел на Таррэ. И тот с чего-то одобрительно похлопал его по руке — вскользь, едва уловимо.

Интересные у них тут игры, настоящие, мужские, затосковал я, вспомнив, что меня ждет совсем другая жизнь.

Вечный младший лорд.

Удавиться от скуки.

Я подошел к синтке, робко поглядывавшей на белобрысого «сыночка» и не осмеливавшейся ни слова сказать. Тот и не смотрел на новоявленную родственницу — тоже наблюдал за действом двух магов, способных так виртуозно пользоваться силой, что из убийственной она становилась целительной.

Вейриэны, как я слышал, не обращаются к духам-посредникам, как мы, а черпают напрямую из высших сфер бытия Белогорья, куда нам доступ открыт только после земной смерти или через ушедших в Инобытие предков.

— Скажи, уважаемая, — обратился я к жрице. Она вздрогнула, подскочила, вытянувшись передо мной. Браслеты и височные кольца мелодично зазвенели, и Наэриль повернул к нам голову. И пусть слышит. — Вчера к нам в дом Этьер приходила жрица с девушкой. Неотой. Безымянной. Дочерью вейриэна. Где они сейчас?

Тут и Таррэ навострил ухо.

Желтые глаза жрицы пристально всмотрелись мне в лицо.

— Не ищи их, благородный фьерр. Нельзя тебе. Безымянной уже нет.

— Как нет? — похолодел я. — Что с ней случилось? Она умерла?

— Нет. — Качнулись колокольчики в кольцах. — Жива. Безымянная получила имя.

В сердце почему-то кольнуло. Я помнил, что говорила Онриль: имя синтке дает либо отец, либо муж, либо оно дается в Чаше Цветка. То есть когда девственницу продают первому клиенту и она получает имя. Кулаки непроизвольно сжались, а душой овладел гнев. Проклятье! Но что я мог сделать? Жениться? Отец никогда не даст разрешения жениться на синтке. Из дома выгонит обоих. Да и брать в жены девушку только из сочувствия к ее судьбе — это неправильно.

Увижу ли я когда-нибудь ее сияющие как звезды синие глаза?

— Какое имя? От кого? — выдавил я.

Женщина грустно улыбнулась. Косо глянула на усмехавшегося Таррэ, даже не думавшего скрывать, что подслушивает, поджала губы и процедила:

— Не надо спрашивать у меня, молодой лорд.

Но я упорствовал:

— Она стала жрицей?

— Нет. — Мелодичный звон подвесок. — Она ушла из храма. Но если и случится чудо и она вернется к нам когда-нибудь сестрой, то жрицами становятся не раньше девяти лун после того, как распустился красный цветок, и еще двенадцати лун после, если чаши наполняются для жизни.

Ничего не понял. С ума сойти, как у этих парий все витиевато! Словно в отместку.

— А куда она ушла?

Жрица сердито свела брови, отвернулась, нервно теребя на груди родонитовую подвеску в виде лепестка.

— Тебе туда дороги нет, благородный фьерр. Не тревожь уснувшее, и не обернется тень бездной. Не спрашивай больше.

Я отступился, чувствуя жуткую горечь на душе.

Таррэ выпрямился и объявил:

— Все, жизнь темного в безопасности, и даже руку ему зачем-то спасли. Теперь его помыть, напоить и на допрос, как очнется. С разрешения лорда, конечно, — с усмешкой покосился он на встрепенувшегося белобрысого. Тот кивнул, и вейриэны, подхватив жреца, испарились. Синтка, охнув, заметалась, и ее отправили следом. Таррэ сказал вслед: — Ее тоже надо допросить. Сам будешь, фьерр Раэн, или нам доверишь?

— Доверю. В моем присутствии и с согласия духов.

— А что нам делать с Советом? Там пока мои воины оборону держат. Лорды в гневе. Чтобы они успокоились, либо мне надо свидетельствовать о твоей непричастности к ночным событиям, либо…

— Я невиновен, Таррэ. Но моя память об этой ночи почти пуста. Духи взяли в оплату за переходы их тропами.