После этих событий с разоружением нас определилось, что Тупан разорвал с мукденцами добрые отношения и между его войсками и северянами начались военные действия. Тупан раздал все серебро своим частям, и шандунцы так ударили по мукденцам, что те посыпались. От 8-й мукденской армии мало что осталось. От шандунцев такого порыва ожидать было нельзя, но они показали себя молодцами. Тем не менее дальнейшие события пошли так, что Тупан решил передаться на сторону южан. Когда мукденцы были отогнаны, шандунцы опять взяли наши бронепоезда. Когда передача южанам была решена, бронепоезда подошли к мосту, команды их были сняты и обезоружены, а затем перевезены в Тан-Шан. Тупан хотел перейти мост на другую сторону, где южане приготовили ему торжественную встречу, но в последний момент получил какое-то известие и, переодевшись простым солдатом, скрылся. Всех перешедших, кроме команд бронепоездов, сдавшихся южанам, ограбили начисто. Так, например, генерал Шильников несколько верст шел в одном белье. Мукденцы, когда сняли команды бронепоездов, тоже их изрядно ограбили. Отобраны были все базы. Летчиков в Чан-ли захватили во время сна. Это случилось с нами из-за отрыва от общественных организаций, которые вовремя могли бы предупредить нас о происходящем.
По дороге с уволившимся стариком Шемшединовым стало плохо, и он умирал. Раненых мы везли в товарном вагоне, и это было неудобно, так как на каждой станции мы останавливались, чтобы выгрузить почту. Нам поэтому приходилось выносить раненых и заносить их потом обратно. Узнав в Мукдене обстановку, я понял, что пока мне ехать к Чжан Цзучану опасно, и потому я решил ждать здесь своего китайского паспорта. В Мукдене, когда происходили эти события, дым стоял коромыслом, так как одновременно в Харбине, на железнодорожной линии, был обнаружен заговор на КВЖД, выступили монголы, да и в самом Мукдене было неспокойно, так как в это время Чжан Цзучан бил мукденцев.
Получили телеграмму от Валентина Степановича из Кон-панг-зу: «Прибыл с 239 всадниками и 75 лошадями. Ускорьте решение нашей участи». Адресована она была генералу Кудлаенко. Мукденцы были рады нашей сдаче и обещали всех принять на службу. Но пока ничего не было ясно. Всех русских разместили в военном городке Дун-сан-зун-зы. Здесь я познакомился с Кудлаенко, произведшим хорошее впечатление. Он только чересчур порывистый и как-то не смотрит глубоко на происходящее. Для него все слишком гладко и хорошо. Здесь, правда, мы можем свободно ездить, и я отправился в Харбин. Толкнулся кое к кому, чтобы прозондировать относительно службы, но сразу найти что-нибудь трудно. За время моего пребывания в Харбине Шуру я видел мало, она все время была на работе, оставляя Лилю дома, и мы много с ней ссорились. К тому же мне забыли заплатить временное месячное пособие в 100 долларов. Приехал в Мукден, когда выяснилось, что мы строевыми частями существовать не будем и что нас ожидает полицейское назначение на КВЖД. Желающим предложили уволиться и 22 октября их рассчитали, дав солдатам по 10 долларов, унтер-офицерам и вахмистрам – по 20, обер-офицерам – 50 и штаб-офицерам – 100 долларов. Еще 20 октября отобрали всех лошадей, затем всех, в том числе конников и броневые команды, соединили под командой Валентина Степановича. Макаренко обиделся на это и начал агитировать против него и Кудлаенко. Кудлаенко тогда съездил в штаб мукденцев и привез распоряжение об увольнении Макаренко. Я этим доволен, так как при Макаренко ничего бы путного не было. Южане всех уволили, и уже 27 октября к нам приехала 1-я партия в 25 человек[912]
. Неизвестно, примут ли их к себе северяне, но что-то надо решать, так как наступают холода и без теплой одежды и отопления жить тяжело. Люди стали опять пьянствовать, сегодня говорил с ними. У меня осталось лишь 12 иен, которые я берегу на случай выезда. А тут Шура прислала письмо, ей нужны деньги. А откуда их взять?