Белосток — Москва

Но тут мне хочется рассказать не об этом, а о небанальной литературной карьере Арнольда Ильича. Он родился в 1878 году в довольно зажиточной семье и задолго до революции окончил два факультета Петербургского университета — естественный и юридический. Это определило его судьбу, ибо до революции для евреев существовала так называемая черта оседлости, охватывавшая больше десяти губерний на западе страны. Но даже в этих губерниях им нельзя было проживать ни в больших городах, ни в деревнях, а только в местечках. Исключение составляли лишь некоторые категории евреев, например купцы 1-й гильдии или лица с высшим образованием. Тут стоит отметить, что эту дискриминационную «черту оседлости» отменили еще до Октябрьской революции, после Февральской, в марте 1917 года. Арнольд Ильич поселился в Петербурге, увлекся журналистикой, стал корреспондентом газеты «Русское слово» — органа Государственной думы — и проработал там успешно ряд лет, посещая по командировкам разные страны. Был, например, на коронации английского короля Георга V, любил нам показывать свои фотографии верхом на верблюде на фоне пирамиды Хеопса и т. д. После революции он понял, что уцелеет только в том случае, если никто не вспомнит о его работе в консервативной, правой газете. Он поменял квартиру в Петербурге, где его многие знали, на две комнаты в московской коммуналке, перестал писать и перепробовал ряд профессий, связанных в основном с издательской и оформительской деятельностью. Он был с этим знаком, поскольку у его отца когда-то была типография недалеко от Белгорода в городке Короча. Ко времени ареста ему было хорошо за семьдесят, и когда, еще до суда, я спросила у следователя по фамилии Златогорский, какой тюремный срок ему угрожает, тот ответил: «Какая разница, двадцать пять лет или пятнадцать? Все равно он до конца отсидеть не успеет, умрет в лагере». Позднее, спустя годы, мне очень хотелось отыскать Златогорского и напомнить ему о том нашем разговоре, но как-то руки не дошли. Впрочем, я не сомневаюсь, что ему не раз попадались в газетах рецензии на книги Арнольда Ильича и он сам об этом вспоминал.

Итак, вернувшись из лагеря в возрасте семидесяти восьми лет, мой свекор решил, что, поскольку времена изменились, да и он уже свое отсидел, ему можно вернуться к любимому делу и снова начать писать. Он всю жизнь увлекался Пушкиным, прекрасно знал его творчество и теперь, получая пенсию и имея много свободного времени, начал ходить по библиотекам и архивам, ездил в поисках архивных материалов в Ленинград и спустя пару лет, разменяв уже девятый десяток, опубликовал свою первую книгу о Пушкине «Набережная Мойки, 12». По этому адресу находилась последняя квартира поэта, где он жил с женой и детьми и где скончался после трагической дуэли. Содержанием этой книги, равно как и следующих («Все волновало нежный ум», «Москва, я думал о тебе» и др.), были документальные рассказы о жизни Пушкина. Первая же книга сразу стала бестселлером, критики посвящали ей восторженные рецензии.

Арнольд Ильич прожил после лагеря еще двадцать лет (умер в 1976 году), писал до самого конца и опубликовал, если не ошибаюсь, полдюжины книг о Пушкине и одну очень популярную книгу о декабристах «Во глубине сибирских руд». Еще при его жизни эти книги были включены в программу школьного чтения для старшеклассников. В конце 1950-х годов я развелась с Борисом (он был порядочным и культурным человеком, но с тяжелым, деспотическим характером, с которым мне было все труднее мириться), но с его родителями поддерживала теплые отношения до самой их кончины.

24 апреля 1953 года у нас родилась дочь Елена. Несмотря на постоянные переживания из-за ареста свекра и свекрови (кстати, в середине мая следователь Златогорский позвонил нам по просьбе пребывающей в тюрьме Марии Яковлевны с вопросом, благополучно ли я родила и кого; из этого можно заключить, что признаки человечности у представителей той профессии все-таки наличествовали), я была несказанно счастлива. Именно о девочке я мечтала. Была почему-то убеждена, что подлинным другом и наперсницей может быть только дочь. Жизнь показала, что я была права. У меня два прекрасных, преданных и любящих сына, но дружу по-настоящему я только с Леной. К тому же мою радость усиливало сознание, что я ее чуть не потеряла еще до родов.