Белые и черные

Макаров раскланялся и вышел. Он уже успел узнать часть разрушенного кова, и данное поручение как нельзя более соответствовало его намерению обследовать со всех сторон тонко обдуманный проект. Не будь настолько счастливого случая, как подозрение, возбужденное в уме курляндца-агента неловкостью исполнителя, – дело разыгралось бы очень серьезно и не герцогу Карлу-Фридриху пришлось бы проклинать коварство врагов.

Появление Александра Данилыча у себя дома было вдвойне сюрпризом для княгини Дарьи Михайловны, не знавшей о ночном возвращении мужа.

Герцог Голштинский редко бывал в доме светлейшего, и прибытие его вместе с хозяином было большою загадкою для хозяйки, особенно же то, что она видела сильную обескураженность его высочества и явное затруднение оказываться любезным и веселым.

Проводив высокого гостя в галерею, князь на минуту исчез, вбежал к жене, поздоровался и торопливо проговорил:

– У нас обедает государыня. На десять или на пятнадцать персон… распорядись поскорее… Говорить много… но до вечера некогда будет. То тебе расскажу, чего бы ты никогда не подумала. Видно, мы не совсем забыты у Бога. Голштинская ворона со мною. Ворона притащат. Вот посмотри, какие они рожи будут корчить. Распоряжайся живее и одевайся скорее!

Сойдя вниз, хозяин застал высокого гостя стоящим у окна в самом грустном настроении, готового расплакаться. Как бы не замечая этого, светлейший начал с обращения к августейшему герцогу чуть не в молительном тоне:

– Ваше высочество! Погубить меня не много пользы будет, по крайней мере для вашего царственного дома… Это была бы большая радость врагам моим и вашим, которые норовят лишить меня власти для того только, чтобы сделать зло вам с вашей супругой, точно так же как всем иностранцам. Свои на меня злы за то, что я немецких людей не выдаю, памятуя, что делал покойный Петр Первый. А сломи меня – прежде всего иностранным людям горло перервут и род ваш искоренят…

– Я очень доволен был всегда вашей любезностью, князь, – начал принужденным голосом герцог. – И теперь еще прийти в себя не могу, как случилось, что вы говорите, с воровским указом послан был… от нас…

– Конечно, это нам разъяснит граф Бассевич, – самым дружественным тоном ответил светлейший, смотря в окно и видя, что с Макаровым из шлюпки вышел голштинский министр и уже поднимается с пристани ко дворцу светлейшего.

На лице герцога изобразилось еще большее уныние, и все слова у него как бы истощились.

Через минуту, совершенно спокойный, с Макаровым в дверях галереи показался Бассевич. В то самое мгновение, когда он подходил к князю, отвешивая низкий поклон, из внутренних комнат в полном параде вышла княгиня. Герцог обратился к ней с приветствием, а светлейший мигнул Бас-севичу и Макарову, и они незаметно удалились в кабинет хозяина.

Введя графа, Меншиков с сердцем захлопнул дверь и сурово сказал ему:

– Что, взял?

– Я? Ничего, – спокойно сказал Бассевич. – Хотели взять не мы, а соперники ваши. Головкин воспользовался только посылкою нашего человека.

– А указ кто смастерил?

– Александр Бутурлин.

– Да ему-то что?

– Вероятно, попасть на высоту лакомо.

– И ты правду говоришь, что он?

– Могу доказать.

– Чем?

– Требованием уплаты.

И он вынул из кармана письмецо Александра Борисовича Бутурлина, в котором тот требует двадцать тысяч червонцев за то, чтобы доконать захваченного пленника и окончательно скрыть следы его похищения.

Пробежав этот документ, князь подумал с минуту и задал новый вопрос:

– Кто же ответчики и поручители в этой расплате?

– Несколько поручителей денежных на паях, в том числе Толстые, Головкины, Ягужинский…

– А ты, конечно, свят, как праведник?

– Своя рубашка к телу ближе… Когда указ уже в руках, угрозы заставили бы и вас делать то же.

– А ты не подумал, – величественно становясь перед Бассевичем и смотря ему в глаза, надменно сказал князь Меншиков, – что я способен и указ получить само себе, и посыльщика убрать, и лично явиться с предложением услуг?

– На это остается сказать одно: слава богу!

– Для меня – может быть, для вас – нет! Я ведь могу и так поворотить, что никакие моления не помогут.

– После того, как сказано: наших не трогать – угрозы бесполезны. Без того я бы ничего не сказал. За Бутурлина мы заступаться не будем. Отстранить его вы можете и, наверное, должны. Головкину окоротить крылья тоже не мешает. А с нами просим быть по-прежнему…

– Согласен, но прибавлю два условия: первое – из нашего повиновения ни в чем не выходить! Смотреть за этим будем зорко! Как начнешь кривить – так и вон! Второе: пусть герцог – для того чтобы отбить у приятелей всякую охоту мутить воду – всем рассказывает, что все надежды и упования он возложил на нас; нужды свои и требования он будет заявлять только через нас – без этого ничего не получит. А государыне пусть герцог прямо выскажет, что он несет вину за плутовство Бутурлина… Как мы придем вниз, ты его направь, чтобы все было точно исполнено. Сам видишь, что уловки не помогут.

– Хорошо, будет исполнено, – спокойно ответил Бассевич и направился к двери.