— Нити ты вернула. Узлы почти распутались. А те, что не смогли распутаться ни к чему страшному не приведут. Веди меня в свой сад, — приказал он внезапно и кивнул Дарёне, показывая, что она должна сделать это незамедлительно. И даже руку протянул — раскрытой ладонью кверху.
— Представь то место, и мы окажемся в нем.
Девочка, колебаясь, несмело коснулась его сухой и показавшейся неожиданной теплой ладони — хотя как ладонь духа может быть теплой или холодной? Мгновение, равное падению звезды, — и они перенеслись в то место, которое представила Дарёна.
Сейчас там никого не было — зимой в дачный поселок старались не приезжать, если только на Новый год или Рождество, но летом, ранней осенью и поздней весной в двухэтажном уютном коттедже почти всегда кто-нибудь обитал. Их семья любила собираться вместе — и по праздникам, и просто так, без особого на то повода.
Сейчас участок выглядел совершенно незнакомым, молчаливым, спящим. Стоявшая тишина убаюкивала. Все было завалено снегом — не только земля, но и забор, дом, клумбы, лавочки. Деревья, обсыпанные белой пудрой в свете тусклого фонаря на дороге, казались сотканными из волшебного бархата. Дорожки из следов чьих-то крохотных лапок казались мистическими узорами. А черные провалы окон напоминали пустые глазницы, безучастно наблюдающими за происходящим.
— Веди, — отпустил руку Дарёны мужчина. Она вздохнула, с тоской глядя на дом, и полетела в сад, лавируя сквозь деревья, хотя могла и проходить сквозь них. Привычка?
Остановилась она за домом, неподалеку от деревянной резной беседки с крышей, похожей на купол. Раньше она любила сидеть здесь летом и читать книги или просто смотреть на лес или далекие темно-синие очертания гор — их участок находился на холме, и поэтому вид из окон и беседки был просто восхитительный — одновременно простой и манящий.
— Здесь, — негромко сказала Дарёна, касаясь рукой ствола единственной на участке березы — высокой, с раскидистыми ветвями. Ее пальцы, конечно же прошли сквозь дерево, но девочку это ничуть не смутило.
— Под ней закопала? — спросил все так же хрипло Вольга. Если Дарёна мельком любовалась садом и домом — своими утраченными воспоминаниями, то старшего духа интересовало только одно — место, где были закопаны кольца.
— Да. Там неглубоко, но никто не найдет. А колечки лежат в коробочке, наверное, с ними ничего не случилось, — ответила Дарёна, опять чувствуя знакомые волнения в воздухе.
— Думай о них, представь их, — велел старый дух, и его слова, словно обруч, стиснули виски юного духа с внешностью подростка в летней одежде. — Кольца все еще твои.
И вновь побежали картинки из прошлого.
И опять травы запели вдалеке — словно под водой — приветственную песнь.
И в который раз стали ласкать, касаясь щек, щиколоток, запястий.
Вольга, казалось, тоже стал свидетелем этого. Он закрыл глаза и, раскинув руки в широких рукавах, несколько минут прислушивался то ли к ним, то ли к самому себе. А Дарёна вдруг явственно увидела теплый розовый свет, исходящий из-под земли в том месте, где она закапала колечки. Это длилось всего мгновение, но девочке хватило, чтобы зачарованно приблизится к этому свету — она даже ладонь протянула, как будто бы пытаясь взять этот свет в свои пальцы или же погреть их в нем. Стало и горько, и смешно, и на удивление хорошо. Сколько длилось это зимнее безмолвие, Дарёна не знала. Она, заключенная в свои мысли и эмоции, не следила за ходом времени.
Что же за колечки подарила ей прабабушка? Почему они светятся из-под самой земли, как Настин браслет? Что хочет Вольга?
Травы пытались рассказать обо всем в своей песне, но слов было не разобрать.
А потом все прекратилось, как отрезало. Вольга тоже распахнул глаза. Теперь в них явственно читалось потрясение. Казалось, он увидел то, что хотел. Какое-то время он был похож на человека, пробежавшего прочь от смертельной опасности много километров и теперь задыхающегося, с сухими губами и сводящей болью в легких, но добравшегося до нужного места и протянувшего руку к высокому, чуть запотевшему стакану с чистой свежей холодной родниковой водой. Еще чуть-чуть, еще немного — и он сможет коснуться влажного стекла потрескавшимися губами.
— Надо же, — прошептал он потрясенно. — До сих пор…
Он отчего-то уставился на свои ладони, подняв их почти к самому лицу.
— Дитя, — позвал он, наконец, и Дарёна тоже словно очнулась.
— Знай, что ты хранила мои вещи.
При этих словах луна, зависшая прямо над домом, позволила себе легкую улыбку.
— Ваши вещи?